Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - [63]

Теперь все эти солдаты перешли под команду этого отважного генерала. Он выстроил их в одну шеренгу в том месте, куда достигали ядра тех пятидесяти пушек, под огнем которых мы стояли с одиннадцати часов утра, и таким образом, они сдерживали интенсивный огонь австрийской артиллерии. Заложив руки за спину, храбрый маршал прохаживался вдоль их шеренги, и ему удалось несколько утихомирить австрийцев. Это позволило нам немного передохнуть, но для ожидающего смерти и не имеющего возможности защититься, время идет очень медленно. Один час кажется вечностью. После потери каждого четвертого нашего ветерана — без единого ответного выстрела — я уже совершенно не беспокоился о сержантских шевронах и эполетах. Мои гренадеры доверху набили ими для меня свои карманы. Это ужасное сражение стоило нам очень дорого. Храбрый маршал более четырех часов провел со своими стрелками, но битва не была ни проиграна, ни выиграна. Мы не знали, что мосты через эту широкую реку смыло, и что наша армия перешла Дунай возле Вены. В девять часов стрельба полностью прекратилась. Император приказал каждому из нас развести свой собственный костер, чтобы враг подумал, что реку перешла вся наша армия.

Принц Карл не знал, что наш мост смыло, иначе он бы он практически без потерь разгромил бы нас и не попросил бы трехмесячного перемирия — которое и было ему немедленно предоставлено — потому что, честно говоря, мы были словно в клетке, и они могли атаковать нас со всех сторон. После того, как наши костры разгорелись, нам приказали перебраться на остров по малому мосту, а горящие костры так и оставить. На острове мы провели ночь без всяких костров — так и дождались утра. Утром к малому мосту подвезли несколько тяжелых пушек. К великому нашему удивлению, того большого моста, по которому мы прошли накануне, уже не было. От него осталось не больше следов, чем от выброшенных в Дунай наших шляп.

Стоявшие на баржах у Вены мельницы были разобраны, а сами баржи сняты с якорей. На них нагрузили камней, и эти увлекаемые течением тяжелые массы снесли наш мост. Они пожертвовали своими мельницами, а мы на три дня остались на острове без хлеба. Мы съели всех лошадей, ни одной не осталось. Взятым утром в плен неприятельским солдатам мы отдавали головы и внутренности. Только уздечки и седла — вот, что осталось от них у наших офицеров. Бедствовали мы страшно, и вдобавок к этому — душераздирающие крики ампутируемых мсье Ларреем — слышать это было просто невыносимо.

Император обратился к Вене, чтобы там собрали все имеющиеся лодки и доставили их к месту восстановления моста. На четвертый день мы были освобождены из этого нашего островного плена. Мы вновь перешли через эту реку с радостью в сердцах, но и мертвенной бледностью на лицах. Провизия ожидала нас в Шёнбрунне, куда мы и пришли тем же вечером. К нашему приходу было готово все, и ордера на жилье тоже. Трехмесячного перемирия нам вполне хватало для полной поправки здоровья, а затем на острове Лобау началось возведение укреплений — 100 000 человек трудились на строительстве дорог и редутов. Один Бог знает, сколько за это время перелопатили земли. А вот австрийцев стало еще больше. В сопровождении своей свиты Император покинул свой дворец и верхом отправился на Лобау. Там он поднялся на вершину своей сосны, откуда он мог наблюдать за строительством. Обратно он вернулся в весьма приподнятом настроении. Сразу по приезде он пришел к нам, поговорил со всеми своими ветеранами и, заложив руки за спину, прогулялся по двору. Он пополнил гвардию, а когда прибыли приглашенные им несколько актеров из Парижа, устроил во дворце театральное представление. Присутствовали прекраснейшие дамы Вены, а также он пригласил 50 сержантов. Это было великолепно, но бальный зал оказался явно слишком маленьким для такого числа гостей.

За эти три месяца онемение моей руки прошло, она восстановила свою силу, я много писал — и добился больших успехов. Мои учителя хвалили меня. Никто из гвардии не ездил в Вену, даже Император, но зато он часто посещал Лобау, чтобы наблюдать за своей грандиозной стройкой — он готовил свою армию к продолжению кампании. Когда все было готово, он продемонстрировал ее возможности поклонникам Вены на смотре, 100 000 наблюдателей которого, разместились на холмах слева от города. Он отправил на этот смотр нашего полковника Фредерика и, объявляя его генералом, сказал: «С этими эполетами вы будете только побеждать». 5-го июля все корпуса получили приказ отправиться на остров Лобау. К счастью, очень вовремя прибыл принц Евгений, чтобы со своей Итальянской армией пересечь Дунай 6-го июля, в десять часов утра. Вся армия собралась на равнине.

Император приказал построить плоты — достаточно большие, чтобы нести по 200 человек каждый, которые должны были овладеть занятым австрийцами островом — они стояли у него на пути, и он не мог пройти мимо них без риска быть замеченным австрийской армией. Все было готово — вольтижеры и гренадеры уже взошли на плоты вместе с генералом Фредериком. Согласно договоренности, они отчалили ровно в полночь, поскольку перемирие закончилось 6-го июля. Шел сильный дождь. Австрийские солдаты попрятались в своих домах. Наши плоты причалили к песчаному берегу. Вода доходила нам только до колен, мы захватили остров, без единого выстрела. Все австрийцы были взяты в плен, и теперь враг не мог ничего знать о наших передвижениях. Две тысячи саперов вместе с инженерами отправились на строительство дороги для перевозки понтонов и артиллерии. Все деревья, которые оказались на пути, попали под их топоры и пилы. На следующий день мы находились в трех лье как от наших, так и от вражеских укреплений, а он даже не знал об этом. В течение четверти часа были построены три моста, и в десять часов утра 100 000 человек вошли на равнину у Ваграма. В полдень вся наша армия сражалась — вместе со своими семи сотнями пушек. У австрийцев их было столько же. Мы самих себя не слышали.