Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - [29]

В сопровождении своего сержанта он проводил меня до ворот. Раненые гвардейцы лежали на соломенных подстилках и им делали ампутации. От их душераздирающих криков я чувствовал себя очень плохо. Я вышел с разбитым от горя сердцем, но на равнине нас ожидало более ужасное зрелище. Множество австрийских и французских солдат с помощью ружейных ремней собирали мертвых и складывали их в кучи. И людей и лошадей клали вместе, а потом поджигали, чтобы не допустить распространения чумы. А тех мертвецов, которые лежали далеко, лишь слегка присыпали землей.

Меня остановил лейтенант, который спросил меня: «Куда вы идете?» — «Я несу хлеб моему капитану» — «Вы получили его в штаб-квартире Консула. Не могли бы вы дать мне немного?» — «Конечно». Я обратился к своему товарищу: «У вас есть небольшой кусок, отдайте его лейтенанту». «Благодарю вас, мой храбрый гренадер, вы спасли мне жизнь. Идите по дороге налево». И он оказался столь любезен, чтобы проводил нас до самого конца, опасаясь, что нас могут арестовать. Я поблагодарил его за его доброту и вскоре встретился со своим капитаном, который увидев мой сверток, улыбнулся. «Да, капитан, я принес вам хлеба и немного коньяка». — «А где вы нашли все это?» Я рассказал ему о своем приключении. «А, — сказал он, — вы родились под счастливой звездой». «Вот хлеб и бутылка хорошего коньяка. Отправьте его в ваш „спаситель жизни“. Может быть, вы захотите поделиться с полковником и генералом, они, пожалуй, очень хотят есть». — «Это прекрасная идея, я сделаю это с удовольствием, и от их имени я благодарю вас». — «Отлично, но сначала поешьте и выпейте глоточек этого хорошего коньяка. Я рад, что смог расплатиться с вами за услугу, которую вы оказали мне, и за предоставленную мне возможность достать эту хорошую еду». — «Вы расскажете мне позже обо всем, а сейчас я отнесу этот хлеб полковнику и генералу».

Впрочем, капитан все-таки воспользовался моим советом. 16-го армия получила приказ надеть лавры и дубовые листы[23] — это было очень тяжело. В полдень мы промаршировали перед Первым Консулом, и наш превосходный генерал шагал во главе того, что когда-то было его дивизией.

Затем перед своей дивизией появился восседающий на своем коне генерал Шамбарлак, но услышав приветственный залп нашей полубригады, тотчас исчез.

Мы больше никогда его не видели, и судьба его нам неизвестна. Но мы кричали: «Ура нашему маленькому генералу!»— тому, кто так храбро вел нас в тот день в бой.

Утром 16-го генерал Мелас отослал наших пленных (их было около 1200), и это очень обрадовало нас. Их обеспечили провизией и торжественно проводили. 26-го перед нами предстала первая австрийская колонна. Какая же она была огромная! Просто поразительно, если учесть, как мало было нас самих. Невероятное количество пушек и кавалеристов — они шли три дня подряд. Это были только грузовые фургоны. Они оставили нам половину всех своих запасов — мы хорошо пополнились провизией и боеприпасами. Они уступили нам сорок лье этой страны и удалились за Минчо. Мы шли позади их последней колонны. Мы путешествовали вместе — те, кто не мог идти, ехали на повозках. Они шли по левой, а мы по правой стороне дороги. Никто не ссорился, и мы были лучшими друзьями в мире.

Идя таким образом, мы подошли к плавучему мосту через реку По.

Там мы увидели отвратительное зрелище. Наши мародеры вошли в одно поместье, взяли там столовое серебро и продали нашей маркитантке, которая имела несчастье спрятать у себя эти вещи. Хозяин поместья увидел, как солдаты отдавали маркитантке украденное. Он сел на лошадь и подъехал к реке. Он подошел к полковнику и сказал ему, где спрятано серебро, а также рассказал, что было украдено и в каком количестве. Все это было проверено. Маркитантку наказали — остригли, посадили на ее осла и прокатили перед строем. Восемь солдат вели осла, а эта несчастная ехала на нем без седла.

Хозяйка серебра умоляла сжалиться над ней, она плакала, но солдаты только смеялись. Несчастная и измученная маркитантка лежала на спине осла, а солдаты, которые водили его, больше не хотели с ней заниматься, потому что вонь стояла нестерпимая. Они загнали осла с этой женщиной в По, чтобы они помылись, и ушли. Эту маркитантку выгнали из полка, а хозяину поместья вернули его имущество, он искренне плакал.

Поскольку всего лишь пятьсот человек могли единовременно переправиться через реку по этому мосту, мы, не теряя времени, продолжили наш марш до Кремоны — города, где мы стояли гарнизоном в течение трех месяцев перемирия. Кремона — прекрасный город, который невозможно взять штурмом — высокие стены и мощные ворота. Город огромен, в нем есть красивый собор с часами — очень большой циферблат, который стрелка обходит полностью за сто лет. На рынках все товары взвешивают, даже лук и травы. Там полно дынь, которые называют арбузами — они восхитительны на вкус. В трактире можно купить молока, но это худший гарнизон в Италии — мы спали на земле, соломенные подстилки кишели паразитами. Наши кюлоты, мундиры и нижние рубашки были в плачевном состоянии. Наконец, я понял, как уничтожить всех этих терзающих меня вредителей. Я сделал в медном котле немного пепла и положил в него свой мундир. Вот несчастье-то! Мундир растаял словно бумага, ничего от него не осталось кроме подкладки. Так я остался совершенно раздетым, поскольку другой одежды в моем ранце не было.