Воспоминания Калевипоэга - [19]

Шрифт
Интервал

Нимало не успокоенный, брел я сквозь ночной лес к дому. Ни одно окно в нем не светилось, братья мои спали спокойным сном. А высокие ели возле дома шумели, покачивая острыми верхушками, и почудилось мне, что они в беспокойном раздумье о судьбе родной земли, об исходе завтрашнего турнира. Сорвал я ромашку и стал лепестки обрывать. Что-то ждет меня завтра?..


Едва заря заалела, вскочил я с ложа своего, умылся у колодца, утреннюю зарядку совершил и несколько валунов со двора на луг зашвырнул. И чего это братья придумали — камни метать? Я же их обоих здоровей и в плечах шире. Ежели рука не подведет, я их сегодня славно причешу! Да, только бы рука не дрогнула!

До того мне не терпелось королем поскорее стать, что я и позавтракать путем братьям не дал. А они над моей спешкой насмешки строить взялись. К чему это, дескать, такие темпы и что это за горячка, вроде бы не пожар. А средний и того чище отмочил: надо бы, говорит, сперва на ярмарку заглянуть… И так, и сяк, и криком, и уговорами выпер я их наконец из дому. Потащились мы нога за ногу к озеру Саадъярва — месту нашей олимпиады, и пока дошли, братья, наверное, раз двадцать отдыхать присаживались, а я в это время от нетерпения с ноги на ногу переминался да ногти грыз.

Долго ли, коротко ли, а только к полудню добрались мы до Саадъярва, и можно было зажигать олимпийский огонь.

Старший брат сказал, что раз он из нас старший, так ему первому и бросать. Ладно, думаю, валяй, спорить не буду. Выбирал он выбирал, наконец выбрал себе здоровенный валун, ну вовсе к сему случаю негожий, словно сроду не бросал он камешков, коих дети «блинчиками» зовут, и не любовался, как они по воде прыгают. А такая глыба куда брякнется, там и шмякнется. Удивился я на старшего брата, однако ничего не сказал.

Приготовился он к броску. А допрежь того многозначительно произнес: дескать, чему быть, того не миновать, но чтобы никаких свар и ссор. Кто дальше камень кинет, тот король, и вся недолга. Честная игра благородных людей, все без обмана.

Со свистом взлетел его камень. Да, это был богатырский бросок, и на всякий случай мы со средним немного попятились. Ибо наш старший пульнул свой камешек прямо вверх, аж в самые облака. На время он вообще скрылся из виду. А когда вновь показался, стало ясно, что и полверсты не пролетит. Возблагодарил я в душе всех известных мне богов — слава тебе, тетерев, один утерся, не видать ему королевской короны как своих ушей. Ура, ликуй, Эстония, не сядет бабник на твой престол!

Со вполне понятной тревогой стал я ожидать броска дорогого моего среднего брата. Неужто эта мякинная башка провал старшего себе на ус не намотает?

Вид у среднего был зело деловой. Он по примеру старшего также свой бросок торжественным заявлением предварил:

Проложил мне брат дорогу,
Проторил он мне тропинку…

Это было хорошо сказано! И когда он добавил, что:

Так и быть — по той тропинке
Вслед за ним я зашагаю! —

я от души пожелал ему полного в сем успеха.

С шумом взвился вверх второй валун. Я замер в волнении, ногти в ладонь впились — сей был брошен куда толковее! Но увы! (Вернее, ура!) Траектория полета подкачала. Чуток через озеро камень не перелетел, упал в воду возле берега. Результат для молодого здорового мужика, прямо скажем, хреновый.

В предвкушении великой победы сердце мое забилось, как овечий хвост. Ежели я не растеряюсь, ежели не дрогнет моя рука, то вскорости дождется радости Эстонская земля, испытает счастье быть под моей державой.

Ни для чего иного, как только чтобы с волнением справиться, произнес и я краткую речь, в коей братьям о младенческих своих летах напомнил и о матушке нашей:

Подрастай, мой пастушочек,
Возмужай, могучий пахарь,
Сильным воином окрепни!

Так, бывало, баюкала меня матушка в давние времена; с той поры я подрос, возмужал и закалился, причем последнему мои любимые братья немало споспешествовали, и теперь, в сей решительный час, я великую мощь и крепость в себе ощущаю, что позволяет мне со взрослыми мужиками на равных быть. Тому убедительное доказательство я представить не замедлю.

И с этими словами принялся я камень себе искать. Рыл, перебирал, отбрасывал, прикидывал. Хотелось мне подходящий найти, чтоб поплоще был, чтобы, коли запустить его не слишком высоко, долго по воде прыгал.

И вот вышел я на старт. Мысленно поклялся богам, эстонскому народу и даже народам пограничных стран, что ежели победу одержу, то сроду об этом никто не пожалеет!

Быстренько помассировал плечо и предплечье. Троекратно на ладони поплевал. Трижды вздохнул глубоко. И!..

И он полетел. Ну и полетел же! Еще не приземлился, а уже ясно было: победа за мной.

О радость! О счастье! Камень плюхнулся прямехонько на другой берег. Я превзошел братьев! Я король!

Побежал я взглянуть на результат. Прямо через озеро вброд побежал, чревом воду столь мощно надвое разделяя, что братья могли за мной по дну следовать, ног не замочив.

Старшего брата камень валялся в озере, среднего — на краю берега, половина камня в воде мокла, половина на прибрежном песке сохла. А мой камень, достойный краеугольным камнем престола стать, возлежал посреди зеленого луга.


Еще от автора Энн Ветемаа
Лист Мёбиуса

Новый роман «Лист Мёбиуса» — это история постепенного восстановления картин прошлого у человека, потерявшего память. Автора интересует не столько медицинская сторона дела, сколько опасность социального беспамятства и духовного разложения. Лента Мёбиуса — понятие из области математики, но парадоксальные свойства этой стереометрической фигуры изумляют не только представителей точных наук, но и развлекающихся черной магией школьников.


Эстонская новелла XIX—XX веков

Сборник «Эстонская новелла XIX–XX веков» содержит произведения писателей различных поколений: начиная с тех, что вошли в литературу столетие назад, и включая молодых современных авторов. Разные по темам, художественной манере, отражающие разные периоды истории, новеллы эстонских писателей создают вместе и картину развития «малой прозы», и картину жизни эстонского народа на протяжении века.


Моя очень сладкая жизнь, или Марципановый мастер

Энн Ветемаа известен не только эстоноязычным читателям, но и русскоязычным. Широкую известность писателю принес в 1962 году роман «Монумент», за который Ветемаа получил всесоюзную Государственную премию. Режиссер Валерий Фокин поставил по книге спектакль в московском театре «Современник» (1978), в котором главную роль сыграл Константин Райкин. Другие романы: «Усталость» (1967), «Реквием для губной гармоники» (1968), «Яйца по-китайски» (1972).


Пришелец

Энн Ветемаа известен не только эстоноязычным читателям, но и русскоязычным. Широкую известность писателю принес в 1962 году роман «Монумент», за который Ветемаа получил всесоюзную Государственную премию. Режиссер Валерий Фокин поставил по книге спектакль в московском театре «Современник» (1978), в котором главную роль сыграл Константин Райкин. Другие романы: «Усталость» (1967), «Реквием для губной гармоники» (1968), «Яйца по-китайски» (1972).


Сребропряхи

В новую книгу известного эстонского прозаика Энна Ветемаа вошли два романа. Герой первого романа «Снежный ком» — культработник, искренне любящий свое негромкое занятие. Истинная ценность человеческой личности, утверждает автор, определяется тем, насколько развито в нем чувство долга, чувство ответственности перед обществом.Роман «Сребропряхи» — о проблемах современного киноискусства, творческих поисках интеллигенции.


Реквием для губной гармоники

Энн Ветемаа известен не только эстоноязычным читателям, но и русскоязычным. Широкую известность писателю принес в 1962 году роман «Монумент», за который Ветемаа получил всесоюзную Государственную премию. Режиссер Валерий Фокин поставил по книге спектакль в московском театре «Современник» (1978), в котором главную роль сыграл Константин Райкин. Другие романы: «Усталость» (1967), «Реквием для губной гармоники» (1968), «Яйца по-китайски» (1972).


Рекомендуем почитать
Право Рима. Константин

Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Красное внутри

Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.


Листки с электронной стены

Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.


Долгие сказки

Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…