Воспоминания гетмана - [86]

При существовании у нас и свободном развитии русской и украинской культуры мы можем расцвести, если же мы теперь откажемся от первой культуры, мы будем лишь подстилкой для других наций и никогда ничего великого создать не сумеем.

Для того чтобы пополнить недостаток в научных силах, у нас составлялись списки лиц, которых желательно было бы привлечь для работы на Украине. Мы пользовались для этого так называемыми державными поездами, которые были установлены по соглашению с Совдепией, этими поездами мы привлекли к себе нескольких выдающихся и подходящих нам по своим убеждениям работников из числа людей науки и искусства. Это дало возможность Василенко внести проект о создании Украинской Академии наук.

Я горячо сочувствовал этому начинанию. Была составлена комиссия под председательством профессора Вернадского и внесенный закон об учреждении Академии со всеми необходимыми ассигновками, и он прошел. Уже и помещение для начала работ Академии было подыскано.

Я так по памяти не могу в подробностях указать все отделы Академии, помню лишь, что там был отдел для разработки украинского языка и обращалось большое внимание на создание отдела по естествоведению Украины, причем этому отделу предполагалось придать значение главным образом практическое. Теперь, конечно, все это рухнуло.

Василенко имел много врагов, его безбожно критиковали во многих вопросах. Может быть, критика была и права, но кто не ошибается, раз много работает. Во всяком случае, несомненно, что какие бы впереди Украине ни предстояли испытания, след деятельности Василенко останется.

По Брест-Литовскому договору Германия признала Украину в этнографических границах. Это был основной принцип для будущего, по мнению господ, участвовавших в подписании Брест-Литовского договора, которым нужно будет руководиться при проведении украинских границ. Получался абсурд, но об этом украинские дипломаты мало беспокоились.

С одной стороны, оказывалось, что Украина въезжала в самое сердце Области Войска Донского, захватывая при этом Ростов; таким образом, Дон отрезался окончательно от моря. С другой стороны, Крымский полуостров, слабо сравнительно населенный украинцами, не входил в состав Украины. Стоит посмотреть на карту, чтобы сразу понять, насколько такое государство не имеет данных для того, чтобы быть жизнеспособным. Причем нужно заметить, что если бы в силу каких-либо условий такие границы могли бы в конце концов установиться, несомненно, Крым сделался бы злейшим врагом Украины, а весь этот богатейший украинский край, имея Крым, который, очевидно, был бы Украине враждебен, так как естественно сознавал бы, что для Украины без торговли он представляет вечную угрозу, этот край был бы обречен на медленное увядание, так как его порты Одесса и Мариуполь находились бы под непосредственными ударами со стороны Крыма.

Будущее Крыма тоже было неясно. С одной стороны, немцы там утвердились, и им Крым все более и более нравился. Каковы были планы немцев, мне было доподлинно [не] известно, но из разговоров с ними я чувствовал, что получение морской базы на Черном море в Крымском полуострове было для них чрезвычайно желательным. А так как в Крыму есть много немецких колонистов, то мне казалось, их планы заходили еще дальше. С другой стороны, Турция, имевшая очень многих эмиссаров в Крыму, вела свою политику среди крымских татар.

Были различные слухи. Мои агенты доносили о планах Турции и татар на создание автономной от Турции области. Насколько все это было серьезно обосновано, я не знаю. В мае первой ласточкой с Дона приехал полковник, фамилию его я забыл, и заявил, что на Дону есть серьезная партия, стремящаяся к самой тесной связи с Украиной, он указывал, насколько это было б выгодно и донцам, и украинцам, но тут были какие-то неясности относительно того, кого же, собственно говоря, представляют эти лица, о которых он говорил, он просил каких-то денег. Я его отослал к Лизогубу, пусть разберется. Тот переговорил с ним и получил впечатление, что все это несерьезное; на этом дело и кануло в воду. Через некоторое время приехала уже официальная депутация от Донской области в составе генерала и двух полковников; насколько припоминаю, один из полковников был инициатором офицерского республиканского союза, который внес столько разлада в офицерское общество во время революции. Я их видел всего лишь раз. Через день или два ко мне приехал с Дона офицер с собственноручным письмом от Краснова, в котором последний сообщал мне, что он атаман, вся власть у него, что Дон объявил себя самостоятельным до восстановления России, причем Краснов просил спешного выяснения вопроса о границах, надеясь, что, несомненно, Украина поймет законные желания Дона.

Мое положение было чрезвычайно щекотливо. В душе я соглашался с тем, что провести границу по способу Брест-Литовского договора было выгодно, может быть, лишь немцам, которые имели бы вместо соседки России вечно бурлящий поток, где им будет возможно фактически распоряжаться, как им будет угодно. Да и с немецкой стороны, мое личное мнение, что такая политика в конце концов невыгодна и близорука. Для нас же иметь на фланге обозленных до крайности казаков прямо-таки было бы дико. Но украинские круги, с которыми я говорил, и слышать ничего не хотели. Ростов им нужен, это будет связь с Кубанью, которая тоже населена украинцами и поэтому будет принадлежать Украине, и много еще других доводов заставляли их быть в этом вопросе непримиримыми. А Краснов не ждал: вслед за письмом через несколько дней прибыло в Киев посольство во главе с генералом Свечиным. В составе его был генерал Черячукин, представитель промышленности, железнодорожного дела и другие. Все эти господа возбудили целый ряд вопросов, но самым главным было разрешение вопроса о границах. Тут при разговоре выяснилось, что казаки, со своей стороны, запрашивают тоже невозможное.