Воспоминания фронтового радиста (от Риги до Альп) - [14]

Когда начался поход, Иосиф попросил Тита отпустить его в Израиль. Тит согласился. Иосиф знал, что силы не равны, Израиль обречен. Он пытался добиться мирного решения возникшего спора. Вопреки уговорам Иосифа, Израиль не изменил свою позицию и началась война.

Иосиф создал сильнейшие укрепления на пути к Иерусалиму, надеялся на подготовленном им рубеже остановить римлян. На этом рубеже сражение длилось несколько дней. Впервые в истории римляне были остановлены. В битве наступил такой момент, что еще одно небольшое усилие одной из сторон — и победа. Иосиф попросил помощь у израильских владык, но ему отказали, мотивируя тем, что это ослабит оборону Иерусалима. Овладев рубежом Иосифа, римляне легко расправились с гарнизоном Иерусалима. Город разграбили и сожгли знаменитый иерусалимский храм. Богатства храма были столь велики, что по воспоминаниям очевидцев, из него текли ручьи золота и серебра.

Иосиф снова возвратился в Рим и занял высокий пост при императоре. Ему поручено сватовство Тита и египетской царицы Береники, славившейся красивой, неподражаемой царственной походкой. Расположение Береники искали правители многих стран. Весь мир следил за ходом событий. Брак Тита и Береники приводил к объединению Рима и Египта, создавалась небывало мощная империя. Это обстоятельство почему-то устраивало большинство государств. Вышло иначе. На пути в Рим Береника упала с лошади и сломала ногу. Как она ни старалась, но свою царственную, неподражаемую походку, восстановить не смогла. Тит влюбился в нее именно из-за ее царственной походки. Свадьба не состоялась. Вместо женитьбы разразилась крупная война.

Трудно сказать, как повлиял бы на мировую историю этот брак, если бы он состоялся. Возможно, мир был бы совсем другим, может и этой грандиозной войны не было.

* * *

Сегодня у меня праздник, принесли костыли. Две недели я был пленником кровати, очертели «утка» и судно.

С завистью следил за первыми шагами товарищей. Трудные это были шаги. Многие, сделав несколько первых, неуверенных шагов, падали.

Опыт их учел, сделал шаг, другой, третий. Ура! иду. Двигаюсь к стене, это ведь опора, до нее шагов семь-восемь. Дошел, постоял немного, отдохнул. Теперь путь к туалету. Отважно сделал несколько шагов и, что, что? Потолок пошел вниз, пол вверх.

Опыт товарищей все же помог. Не упал, а тихонько сполз на пол. Посидел, поднял костыли и пошел, уже без приключений. Теперь я «ходячий».

* * *

Появилась общественная нагрузка, нужно помогать «лежачим» закурить. Табачок раненым выдают, бумага для самокруток есть — библиотека большая, институтская. День большой, чтобы продлить удовольствие закуривают по очереди и, сделав несколько затяжек, передают самокрутку друг другу. Вернее, должны передать, а они сами лежачие, да еще лежат в разных местах. Один закурит, и передает «ходячему» для передачи следующим.

«Ходячий» идет медленно, сам еле-еле ходит, чтобы самокрутка не потухла должен сам затянуться. Поэтому ему завидуют и уговаривают затягиваться поменьше. Тут я оказался находкой, ведь некурящий. Несу окурок и не затягиваюсь, так чуть-чуть потяну, чтобы не потух. Мне завидуют и удивляются законно: можно затянуться, а я воздерживаюсь.

* * *

Раз помогая санитарам, оказался на аэродроме. Прилетел «кукурузник» из Ленинграда. Летчик ухитрился привезти шесть раненных. Двоих буквально запихали в одноместную кабину самолета сзади летчика. Четверых, закутанных в одеяла, привязали между крыльями. Как с таким грузом летчик сумел прилететь — уму не постижимо.

В госпиталь раненых увезли на двух санитарных машинах.

* * *

Выздоравливающие раненые питались по талонам, выдаваемым утром. Мы были вечно голодные. Поэтому не следует нас строго судить за то, что мы пытались подделывать эти талоны.

Подделка — дело не простое. На каждом талоне две подписи, да еще разноцветными карандашами. Иногда это некоторым из нас удавалось, в том числе и мне. В этом случае подходить к раздаче обедов нужно сперва вначале очереди, а второй раз в середине или конце, тогда вероятность попасться была меньше. Обычно афера удавалась.

Постоянное нахождение в пределах территории госпиталя не радовало, хотелось выйти в город, посетить базар. Вот только в чем выйти в город было проблемой. Наши гимнастерки и брюки лежали на складе. Выдавали их на руки только при выписке из госпиталя.

Пришлось гулять в нательном белье. Заправил рубашку в кальсоны – трусы в армии тогда не выдавались – и пошел на прогулку.

Вид наш изысканным назвать нельзя. Но привыкли, вернее смирились с этим видом, привыкли к нашему виду и горожане.

* * *

Тем временем фронт к нам приближался.

В середине октября — снова эвакуация. 19 октября немцы заняли Калинин (Тверь).

Вечером остановились на окраине Москвы. Обстановка тревожная. Небо бороздят лучи прожекторов, где-то вдали слышны хлопки зениток.

Мы не одни, на соседних путях эшелон с техникой, из теплушек доносятся солдатские песни. Такое скопление людей и техники вызывает опасение, не очень приятные воспоминания о пережитых бомбежках. Из вагонов выходить не разрешают. Эшелон может тронуться без предупреждения.