Воспоминания артистки императорских театров Д.М. Леоновой - [32]

О концерте рассказывать не буду, а приведу только отзыв главной тамошней японской газеты: «Подходим к башне ратуши; было половина осьмого. (Начало назначено было в 8 часов). По вьющейся лестнице мы взошли в залу. Перед нашими глазами стояли стулья числом до тысячи и стулья эти поставлены были рядами один около другого. Впереди залы поставлен был амвон, покрытый красным сукном и ящик о трех ножках. Публика идет, идет, наконец, наполнилась вся ратуша. Появляется дама в черном платье, покрытом прозрачной черной тканью. (Вероятно, вид мой соответствовал японскому вкусу, потому что здесь автор статьи рассыпался с необычайной похвалой относительно моей наружности). С ней вышел мужчина в черном фраке, который, открыв ящик о трех ножках, заиграл на нем, и мы услыхали тогда впервые звуки, поразившие нас. Наконец, певица эта начинает петь. Она пела, то так тонко как волос, то вдруг как мужчина. (Надо заметить, что когда японцы восхищаются, то непременно сравнивают с чем-нибудь). Она пела так, как могла только петь богиня пения, которая своим голосом укрощала не только людей, но и зверей. И эта певица пела так, что рыбки на дне моря встрепенулись. Ей так хлопали в ладоши, такой был шум в зале, точно тысячи журавлей слетались и колотили своими носами в пол». Такова была рецензия главной японской газеты, выходящей в Иеддо.

Вообще, пение мое произвело такое впечатление на японцев и так расположило их ко мне, что они не переставали расспрашивать меня через переводчиков, которых постоянно было три или четыре, из японцев же, говорящих по-русски. У них даже возбудился вопрос об устройстве академии искусств, в программу которой входили музыка, пение, архитектура и рисование. Их так это занимало, что они желали тотчас же перейти к исполнению, но не было необходимых для этого сумм, которыми они могли бы тогда располагать и пришлось отложить возможность осуществить это дело.

Я пробыла в Японии несколько месяцев и положительно обворожена была ею, ее оригинальностью, ее обычаями, характером японцев вообще, их простодушием, доверчивостью, бесхитростью, опрятностью, и только сожалею, что эта симпатичная страна далеко от нас. Утром, выходя из комнаты, я всегда находила в коридоре множество японцев с разными вещами, из которых я покупала то, что казалось мне интересным. Таким образом, приобретая здесь старинные японские вещи, а потом в Китае — китайские, я устроила себе, по возвращении в Петербург, японско-китайскую комнату, которая существует у меня и теперь и восхищает тех, кто посещает меня. Правда, собирая эту коллекцию, я имела в виду, что она, по возвращении моем в Россию, послужит в глазах тех, кто всегда интриговал меня, самым веским доказательством моих успехов в продолжение моего кругосветного путешествия. Если б я, вернувшись, имела только большие деньги, то кто же мог знать, что я их приобрела, тогда как эта комната наделала такого шума в Петербурге, что о ней неоднократно писали. Из времен пребывания моего в Японии, мне между прочим памятен обед, данный русскими морскими офицерами. Самый обед, т.е. японские кушанья, не по русскому вкусу. В них преобладают каракатицы, разные водоросли, мясо же в состав японского обеда совсем не входит. Мне интересно было любопытство, с которым прислуживавшие за обедом японки осматривали нас и изучали туалет европейских дам; это заняло их так, что после обеда они попросили нас в отдельную комнату, где без церемонии разбирали нашу одежду, осязая ее.

В Японии мне случилось быть свидетельницей разрушительного действия бури Тихого океана не только в море, но и на берегах. Крыши сносились, дома разрушались, стеклянная крыша, сделанная над двором гостиницы «Бона», где я жила, снесена была и разбита, три судна на рейде перевернуты вверх дном; при этом погибло много народа. В Японии же я испытала два небольших землетрясения. Раз утром за чаем почувствовала я вдруг, что испытывается во время качки на море, качнуло раза три и тем кончилось; то же самое произошло и в другой раз.

В Японии я побывала два раза — до отъезда в Китай и на пути в Америку. В первый раз прожила три месяца и отправилась в Китай на пароходе, который должен был остановиться в Нагасаки. Здесь русский консул, г. Орловский, предложил мне помещение у себя, и я провела три недели в его гостеприимном доме. Отсюда я продолжала путь в Шанхай. При переезде морем была такая буря, что с борта парохода сорвало бот и снесло верхнюю капитанскую будку. Люди не только не могли держаться на ногах, но не в состоянии были удержаться в койках; оставалось лежать всем на полу кают. При мне был маленький кролик, мой любимец, который от самого Петербурга совершил со мной кругосветное путешествие. Я чуть не лишилась этого милого животного — во время бури его бросало из стороны в сторону, как мячик.

В Шанхае я также провела время очень приятно. У меня было письмо к американскому консулу. Остановилась я во французской гостинице. Общество было очень внимательно ко мне, устраивались музыкальные вечера, и, наконец, концерт, на котором присутствовала вся европейская публика Шанхая, т.е. англичане, французы, немцы, американцы и, конечно, русские. Впрочем, последних в Шанхае очень мало. Из китайцев был только один мандарин.