Воспоминания ангела-хранителя - [56]
– И тебе не придется больше стыдиться уроков рисования в школе, – сказал Альберехт. – Этого ты хочешь?
– Оох, – простонал Ренсе, – вы дегенераты, но терпению моему нет предела. Думаешь, я потому не хочу в Англию, что мечтаю остаться здесь и рисовать для нацистов гипсовые головы, ящички для сигар и толстых теток? Фюрер с боевым топором под священным дубом. Гретхен с детской коляской и мужем-эсэсовцем. Думаешь, я хочу заняться проституцией?
– Не говори глупостей! – сказал Альберехт, повысив голос. – Чего не думаю, того не думаю. Да у тебя и не будет случая продаться нацистам, потому что гестапо за тобой уже следит. Собирай чемодан и готовься к отъезду, больше я тебя ни о чем не прошу.
– Давай, пошли наверх! – сказал Ренсе и встал.
Альберехт вышел вместе с ним в коридор, и они пошли по лестнице на чердак.
– Но я все равно не понимаю, – говорил Альберехт, идя следом за Ренсе, – ведь ты не занимал в АКАФ никаких высоких должностей. А я знаю, что других членов этой организации в гестаповском списке нет. Я специально задал Бёмеру вопрос. Или за тобой водятся еще какие-нибудь грешки?
– Ты что, не веришь, что меня внесли в список за мое творчество? Ты не веришь?
Они вошли в чердачную комнатку, которая служила Ренсе мастерской. Все здесь было настолько заставлено непроданными картинами, что Альберехт недоумевал, как Ренсе ухитряется найти место, чтобы писать новые. Картины, связанные по несколько штук одинакового формата, стояли вдоль стен. Но это еще не все. Чтобы сэкономить место, множество полотен Ренсе свернул. Они лежали на полке, точно рулоны обоев в строительном магазине. Под самым потолком он натянул веревки, на которых висело еще множество рулонов.
– Честно говоря, – произнес Альберехт, – я совершенно не понимаю, зачем они хотят тебя арестовать, эти немцы.
– Кто-нибудь, кто меня боится, указал им на мои полотна.
– Кто именно?
– Откуда я знаю?
– О тебе когда-нибудь писали в газетах?
– Газеты пишут только о ширпотребе и о художественных ремеслах, а не обо мне.
– Но я считаю, Ренсе, что нельзя уж так усложнять задачу для зрителей, которые хотят тобой восхищаться. Когда они видят картину, на которой нет ничего, кроме синего цвета, они думают: я бы так тоже смог. Может быть, стоит хоть изредка делать им маленькую уступку? Даже Мондриан предъявляет к зрителю не такие суровые требования, как ты.
– Уступку… Что подразумевает под этим словом господин искусствовед?
– Я имею в виду, чтобы на картине было что-то еще кроме синего цвета. Хоть что-то еще. Скажем, пусть на синем фоне будет красный круг или желтый треугольник.
– Это уже давно пройдено, голубчик. Сто лет назад.
Ренсе улыбнулся одним уголком рта, но суровое выражение не покидало его лица.
– Прости, – сказал Альберехт, – я не слишком много в этом понимаю, но признай, что я такой не единственный.
– Ну-ну, крепко сказано. Именно этого-то я в свою очередь и не понимаю. ВЕЧНАЯ БРЕХНЯ О ТОМ, ЧТО НАДО ЧТО-ТО ПОНИМАТЬ. Разве мои произведения не верх простоты? Где ты видел больше небесной простоты: синь, одна лишь синь. Что здесь надо понимать? Здесь просто нечего понимать. К этому я и стремлюсь. Человек, пребывающий в здравом уме, смотрит на мою картину. Смотрит и смотрит. И не мучается вопросом, что она означает, потому что она может ничего не означать. Он не пытается исследовать, правильно ли распределено пространство, гармонируют ли цвета и все ли в порядке с композицией. И с контрастами. С тем, другим, пятым и десятым. Для полотен Ренсе все это не имеет никакого значения. Мои полотна существуют не для того, чтобы о них размышлять, а для того, чтобы существовать, – и они существуют. Но кто хочет, тот может в них углубиться. Человек искренний может в них погрузиться, не размышляя.
Он взял одно из полотен, натянутых на подрамник, встал позади него, так что картина опиралась на его ноги; наклонившись к ней и водя по ней рукой, он принялся давать пояснения. Картина была точно такая же равномерно синяя, как и шедевры, висевшие внизу в гостиной.
– Эта называется «Лазуренсе-121». Лазурный. Синий. Других цветов я не использую.
Он произнес «Лазуренсе» так, словно это французское слово.
– «Лазюранс». Похоже на l'assurance, страхование, – сказал Альберехт. – Ты нарочно так произносишь?[26]
– Разумеется, нарочно. Я не боюсь юмора. Хотя по сути мое творчество в высшей степени серьезно. Эти полотна – страховка моей жизни. Может быть, получу ее не я, но мои дети.
Он немножко помолчал и добавил:
– Если они у меня когда-нибудь родятся.
Альберехт ничего не ответил. Ренсе достал из кармана платок и вытер глаза.
– Откройся воздействию этого цвета. Приди в состояние покоя и ясности духа. Да, мне ни разу не удалось продать тебе ни одной моей картины, но через пятнадцать лет, когда о моей живописи заговорит весь мир, я тебе что-нибудь из нее подарю. Может быть, к тому времени ты до нее дорастешь, в любом случае тебе не придется стыдиться, если твои гости увидят мою картину у тебя в гостиной.
Ренсе снова поставил «Лазуренсе-121» лицевой стороной к стене, где стояли другие картины того же формата, и взял картину из другой связки. Эта была розовая, равномерно розовая.
Повесть о молодом голландском геологе, который исследует суровую северную область Норвегии, чтобы найти подтверждение гипотезы своего наставника профессора Сиббеле. Герой надеется, что эта поездка приведет его к успеху и известности, что его имя будет связано с важным научным фактом.
![Электротерапия. Доктор Клондайк [два рассказа]](/storage/book-covers/d8/d84efd2c8d9694f782c81e385d8414b9602f6dab.jpg)
Из сборника «Современная нидерландская новелла», — М.: Прогресс, 1981. — 416 с.
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Книга эта – вне жанра. Книга эта – подобна памяти, в которой накоплены вразнобой наблюдения и ощущения, привязанности и отторжения, пережитое и содеянное. Старание мое – рассказывать подлинные истории, которые кому-то покажутся вымышленными. Вымысел не отделить от реальности. Вымысел – украшение ее, а то и наоборот. Не провести грань между ними. Загустеть бы, загустеть! Мыслью, чувством, намерением. И не ищите последовательности в этом повествовании. Такое и с нами не часто бывает, разве что день с ночью сменяются неукоснительно, приобретения с потерями.
К 2134 году человечество получает возможность корректировать события прошлого. Это позволяет избежать войн, насилия и катастроф. Но не всё так просто. В самом закрытом и загадочном городе на Земле, где расположена Святая Машина — девайс, изменяющий реальность, — происходит череда странных событий, нарушающих привычную работу городских служб. Окончательную судьбу города решит дружба человека и ога — существа с нечеловеческой психикой, умудрившегося сбежать из своей резервации.
Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.
В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.
