Воспитание жизнью - [45]

— Жалеть вас пока не за что. И уж если вы ищете сочувствия, то не ищите его у меня. Вы во всем неправы, а анализировать собственные поступки не способны.

— Вы сейчас говорите, как следователь.

— Разумеется, защищать вас я не могу.

— Однако преступления я никакого не совершил.

Лейтенант сделал непроизвольный жест рукой.

— Вас не в этом упрекают. Просто нужно уметь смотреть правде в глаза. Ценность каждого человека заключается в том, на что он способен, чем он полезен. Хотите выслушать мое личное мнение о вас?

— Да, пожалуйста.

— Еще учась в школе, вы несколько раз оставались в одном и том же классе на второй год, и вовсе не потому, что не могли хорошо учиться, нет… Просто вы ленились. Потом вы решили приобрести специальность металлиста, но, не получив ее, стали учиться на строителя, однако, не закончив учебы, взялись за другое. Подобным образом вы перепробовали с десяток профессий, и все это за полтора года… С вами занимались десятки людей, учили вас, наставляли. Последним вашим наставником стал унтер-офицер Якоб Тесен. И после всего этого вы еще осмеливаетесь заявлять, что вас некому в чем-либо упрекнуть! А как вы жили до сих пор? Чем интересовались, кроме удовлетворения своих жизненных потребностей? Скажите, когда вы в последний раз читали какую-нибудь книгу? Да и вообще, вы хоть одну книгу по собственному желанию прочитали? Я пытался разыскать вашу абонементную карточку в библиотеке, но не нашел ее, так как вы в библиотеку и не записывались вовсе. Вы хоть раз видели, как выглядит театр изнутри? Или концертный зал? Или музей? Скажите, каково ваше представление о жизни вообще? Где вы хотите жить, чем заниматься? Что происходит в вашей душе, когда вы слышите слово «Бухенвальд» или узнаете о применении американцами напалма во Вьетнаме? Вы хоть знаете, где находится этот самый Вьетнам? А как вы представляете себе такие понятия, как «рабоче-крестьянская власть», «дружественная страна», и тому подобное? Есть ли у вас друзья или друг? Способны ли вы любить? Можете мне поверить, товарищ Петцинг, вы в нашем коллективе непопулярны. Именно это и разгадала в вас с самого первого момента эта девушка!..

Лейтенант замолчал, чтобы перевести дыхание.

— Вы удивляетесь, что девушка вас выставила, — продолжал он после долгой паузы, — а я этому нисколько не удивляюсь!

33

Лейтенант Тель ошибался, думая, что попусту тратил время на Петцинга, поучая его.

Отнесись офицер к солдату с сочувствием и жалостью, это вызвало бы у Петцинга тайное злорадство. Откровенный разговор подействовал на него лучше всего, только Тель сразу не заметил этого.

Они все еще сидели друг против друга: лейтенант — на кровати, а солдат — на стуле.

Неожиданно Петцинг спросил:

— Когда я буду уходить от вас, могу я взять с собой вот эту штуковину? — Он показал рукой на фарфоровый воздухоочиститель.

— Вместо этой безделушки я дам вам хороший совет: идите-ка вы в казарму да хорошенько выспитесь. А утром не сторонитесь товарищей, а делайте то же, что делают и они. А если вы все постараетесь как следует, то я уверен, что мальчуган еще успеет получить свою модель.

«А почему бы и не попробовать? — думал Петцинг, направляясь в казарму. — Жаль только, что я не подарю эту фарфоровую безделушку мальчугану: он бы наверняка обрадовался…»

Ребята в экипаже знали о разговоре лейтенанта с Петцингом, но ни о чем не спрашивали солдата.

Вечером Петцинг попросился у командира танка в увольнение под предлогом достать недостающие детали для модели танка. Через полчаса Петцинг уже вернулся в казарму, принеся в обоих карманах всевозможные детальки, чтобы использовать их при сборке модели.

Высыпав содержимое карманов на стол, он сказал:

— Вот это как раз то, чего вам не хватало. Вчера и позавчера мне не удалось их достать. Дело это не такое простое, должен вам сказать, но Петцинг что хочешь достанет… Теперь наша модель будет как настоящая. — Он так и сказал — «наша».

Все ребята из экипажа Тесена поняли, что в жизни их товарища, их нерадивого Петцинга, произошел поворот, поворот к коллективу. Процесс этот будет продолжаться не неделю, не месяц, быть, может, год, а то и более, однако самое важное заключается в том, что он начался.

Как только маленькие колесики, без которых никак не обойтись, когда мастеришь гусеницу, оказались на столе, солдат словно парализовало. Однако замешательство их скоро прошло: ефрейтор Бергеман начал что-то привинчивать, Штриглер откинулся на спинку стула и с удивлением уставился на командира танка.

Якоб вскочил со своего места и дружески толкнул Петцинга в бок, сказав при этом:

— Ну и пройдоха же ты! Что бы мы делали без этих колесиков?

— Когда модель должна быть готова? — как ни в чем не бывало, спросил его Петцинг.

— В пятницу вечером, ровно пять дней осталось.

— Мало, — заметил солдат, подойдя к столу, — очень мало. Ну что же, придется как следует поработать.

Все молча принялись за работу, и она, нужно признаться, спорилась у них, так как теперь вокруг стола собралось четверо — весь экипаж. И неважно, что эта работа не имела отношения к их служебным обязанностям, неважно, что она была похожей на забаву, главным было то, что она как бы сплотила этот маленький коллектив, который, будучи сплоченным, мог выполнить любую боевую задачу.