Воспитание жизнью - [28]

— Со мной лично подобный случай уже был, — заметил Бергеман. — Как-то я наводил порядок в загородной вилле, которая, разумеется, принадлежала не мне, а одному жестянщику, и нечаянно так чихнул, что со стола слетела не какая-нибудь игрушка, а чашка из настоящего китайского фарфора.

— Ну и мастак же ты врать, — засмеялся Петцинг. — Где это видано, чтобы у жестянщика была вилла?..

Оба так и покатились со смеху.

На изготовление модели Якоб и его добровольный помощник потратили несколько вечеров, однако ни Бергеман, ни Петцинг не изъявили ни малейшего желания помочь энтузиастам. Тем не менее они пока прекратили подшучивать над ними, решив, по-видимому, сделать это несколько позже, при удобном случае. Найти же подходящий случай Петцингу было отнюдь не трудно, так как на отсутствие фантазии он жаловаться никак не мог.

Спустя несколько дней оба насмешника, казалось, даже смирились со столь необычным увлечением своего командира, который охотно отдавал ему все свое свободное время.

Более того, Якобу даже показалось, что оба они прониклись уважением к его затее, так как Петцинг и Бергеман старались по вечерам не занимать стол и мирно сосуществовать с «модельерами».

— Лучше было бы, если бы и вы присоединились к нам, — предложил им Штриглер, — по крайней мере, вместе быстрее бы сделали модель.

— Возможно, что следующий из них придет к нам быстрее, чем мы думаем, — заметил Якоб.

— Бергеман этого никогда не сделает, — сказал Штриглер.

— Не смотри так мрачно.

— Просто я его знаю.

Между тем постройка модели, несмотря на все старания Якоба, шла медленно, так как порой недоставало то одного, то другого: или не было нужной проволоки, или ребята никак не могли найти нужных шурупов и краски. Да и свободного времени было очень немного, так как приближались дивизионные учения, а к ним нужно было как следует подготовиться. Подготовка к учениям в полку развернулась вовсю, и солдаты с утра до вечера были заняты.

Якоб имел довольно ясное представление о том, что такое дивизионные учения. И хотя в дивизии они проводились уже не однажды, каждый раз это были серьезные испытания, на которых нужно было показать выучку воинов и их способность действовать в масштабе соединения. На этих учениях, и только на них, можно было продемонстрировать все свое мастерство.

В течение последних недель широко развернулась подготовка к учениям. Она проходила и в учебных классах, и на местности, и даже на стрельбище. Свободного времени почти совсем не оставалось.

К тому же к танкисту предъявляются особые требования: уход за техникой — это не карабин привести в порядок, а целый танк. И независимо от того, надолго и далеко ли ты выезжал на нем из расположения, вернувшись, весь его должен вычистить, а пыли и грязи на нем, как известно, оседает немало.

После окончания занятий унтер-офицер Тесен и рядовой Штриглер, потные и грязные, сняв замасленные комбинезоны, спешили в душ, а потом, вернувшись в комнату, могли взяться за напильник и кисточку, если, разумеется, пересиливали собственную усталость. Однако бывали вечера, когда они возвращались в казарму настолько уставшими, что были уже не в силах ничего мастерить. Постепенно модель танка преображалась, хотя до конца было еще далеко.

Это было трудное время и для лейтенанта Теля. Командир роты все еще лежал в госпитале, и лейтенант продолжал выполнять его обязанности, да еще с каким рвением: вставал чуть свет и шел в подразделение к подъему, весь день находился среди солдат и уходил домой только после отбоя.

Само собой разумеется, что усердие лейтенанта Теля не осталось незамеченным командиром батальона. Однажды после вечерней поверки он сам подошел к Телю и сказал:

— Работаете вы хорошо, однако не слишком ли усердствуете?

— Это сейчас нужно, — коротко, уверенно ответил ему молодой лейтенант.

— Дело в том, что одни усердствуют потому, что не могут работать ритмично, другие потому, что не умеют командовать людьми, а третьи потому, что у них плохая память…

— Есть и много других причин, — заметил Тель как бы между прочим, а сам подумал: «Можно ведь так заработаться, что даже на размышления времени не останется».

За несколько дней до этого Тель получил одно за другим два письма. Первое было толстым и лежало в красном конверте, от которого пахло дорогими духами.

Взяв письмо в руки, лейтенант мысленно спросил самого себя: «Хороший ли это знак, что она так много написала?»

Вскрыв конверт, он начал читать.

Невеста с мельчайшими подробностями описывала свою очередную поездку в Прагу. Сначала речь шла о полете из Берлина в Прагу, а потом последовало красочное описание пражских достопримечательностей: Градчан, Карлова моста, площади Святого Вита и еврейского кладбища.

«Зачем столько подробностей? — мелькнуло в голове у Теля. — Ведь она уже не в первый раз посещает Злату Прагу. Уж если и писать, так пиши о том, что на самом деле интересно».

Далее в письме шло описание членов делегации, в которую входил один профессор («Ну и что из этого?»), два доктора наук, и притом довольно молодых («В этом в наше время нет ничего удивительного!»), один из которых недавно опубликовал книгу об экономических проблемах. Заканчивалось письмо самым простым приветом.