Восьмой день недели - [49]

— А что, собственно, произошло?

Дербенев ответил не сразу. Задвигал тарелками, будто они мешали, долго цеплял кусок колбасы. В комнате повисла напряженная тишина. И вдруг посмотрел на Владыкина совсем трезвыми глазами.

— Хотите, детскую сказочку расскажу?

— А может быть, еще споем?

Дербенев не удостоил Анну Владимировну ответом, широкой ладонью отодвинул от себя стаканы, рюмки, тарелки, всем корпусом повернулся к Владыкину.

— Значит, так. Жили-были три могучих дерева. Три, можно сказать, великана. Возвышались над обычным леском. Ну, те, остальные, в тени потихоньку произрастали, с завистью вверх поглядывали. А зависть, друга мои, — ржа… точит и точит. Естественно, среди подроста — разговорчики. Немало находилось желающих навести стандарт. Сегодня стандарт — моднейшая штука. Главное для сереньких — не выделяться. Попробовали спилить тех троих — зубы поломали. Попытались столкнуть — бульдозер вышел из строя. Секрет-то прост — деревья корнями срослись.

— Мораль ясна, — подхватил Владыкин, — одно дерево крошиться начало…

— Ты у нас испокон века догадливый! — Дербенев всплеснул руками. Улыбка расплылась по лицу. — Меня, значит, искусственно поднимают? Спасибо. А по чьим рекордам завод знают? Чье имя в учебниках значится? Кто качающуюся фурму придумал? Ты? Или твой Радин?

— В прошлом это, Миша, в прошлом.

— Без прошлого нет настоящего. Запомни!

Владыкин молчал. Всплыла в памяти фраза, вычитанная где-то: жизнь — бурный разлив реки, всегда в лучшем положении тот, кто плывет по течению, легко, привычно. И они плыли к одному, подсвечиваемому огоньками маяка, берегу…

— Не угодил я Тихону? — прямо спросил Владыкин.

Дербенев легонько присвистнул:

— Зачем нам, Серега, угождать друг другу? Локоть к локтю держаться надо. А дуется Тихон не зря. Таишься. В сговор вступил. Тихон — мудрец, Радина раскусил. Модный говорун, рационалист. За душой — пустота! Нашумит, взбудоражит и… в столицу. А нам — расхлебывать.

— Ты очень резок в суждениях, отец. — Кровь прилила к щекам, лбу, шее Надежды. Провела ладонью по лицу, как бы охлаждая его. — Радин — толковый инженер. И никуда он бежать, насколько мне известно, не намерен.

— Ого! Адвокаты нашлись? — Дербенев неприязненно глянул на дочь. — А ты помолчала бы, мало еще в житейских бурях разбираешься. Ваш Радин, мне Тихон порассказал, что он тут выделывать думает. Ему только задом к огню стоять. Ишь ты, идеями бросается, крючки раскидывает, на них мотыли легковерные клюют. Вроде вас.

— Изменился ты, Миша — прервал ею Владыкин. — Догадываюсь: меня осуждаешь. За вентиляторы, за новую кладку. Ведь не для Радина лично тружусь. Вроде совсем недавно сам напролом пер, крушил нормы, а теперь… вперед не высовывайся, сзади не отставай.

— Все помнить, а философски не осмысливаешь. — Дербенев прервал Владыкина резко, властно. — Время иное. Норму можно было на триста процентов вырубить и стать героем. Помнишь, мне отрез на штаны дали? Ткань «чише». А нынче за такой «рекорд» по шапке.

— Времена меняются, сущность остается! — Надежда поежилась, знала: отец не терпит возражений, особенно на людях, только ничего не могла поделать. Дербенев, сузив глаза, посмотрел на побледневшее лицо дочери, стал доставать из пачки сигарету. Крупные пальцы никак не могли ухватить сигарету, мяли пачку.

— Двое на одного. Да по мне хоть сто человек, все едино не докажут. Техническая революция как бы спрессовала наше и без того плановое хозяйство. Технология отработана? Отработана. Нормы ужесточены? Ужесточены. Так какого рожна вам нужно?.. Наивные дети. Освоим проектную мощность нахрапом — спасибо не скажут, а план с ходу увеличат.

— Разумно. Не для себя живем.

— Разумнее строить вспомогательные участки, облегчить труд, учить людей, а потом…

— То-то ты учишь своих, Зайцева в особенности! — Только и нашелся, что сказать Владыкин. Логика Дербенева повергла в сомнение. Так случалось нередко. Одного слушает: вроде прав человек. К словам другого прислушивается: до чего логичен!

Дербенев взглянул на дочь, погасил вспыхнувшее желание уйти. Просто так, встать и, не попрощавшись, ничего не сказав Надежде, выйти из комнаты. О чем толковать? Тихон, как всегда, прав. Визит к Владыкину наверняка ничего не изменит…

— Эй, девки! — потянулся к бутылке. — За Серегу молодца еще по рюмочке винца!

— Может, хватит? — Надежда мягко попыталась отвести руку отца. Он оттолкнул ее.

— Радина своего удерживай!.. От неверных поступков.

И тут случилось неожиданное. Надежда громко всхлипнула, закрыла лицо руками, выскочила из комнаты. Дербенев проводил ее недобрым взглядом.

— Что это с ней? — торопливо поднялась из-за стола Анна Владимировна.

— Бес ее ведает! — Дербенев развел руками. — Еще до поездки заметил: нервная стала, чуть что скажешь — покраснеет, аж затрясется. Ничего, я подберу лекарство. Ты, Серега, лучше меня послушай…

22

Вчера поздно вечером неожиданно позволила Надежда. Сбивчиво рассказала, что срочно выезжает в Москву. Звонит с вокзала. Он вскочил, кинулся одеваться, но, взглянув на часы, опустил руки. Поезд отходил через шесть минут.

Звонок расстроил, взволновал. Радин долго не мог уснуть. Лежал, подложив под голову руки, смотрел в не первой свежести потолок гостиничного номера, думал о Надежде…