Восьмой день недели - [40]
— Я такой анкеты не видел, — вместо ответа проговорил Бруно.
— Людей, оказывается, устраивает и зарплата, и работа. А мешает монотонность, каждый день одно и то же, плавка за плавкой. Представляешь?
— Мы-то представляем, — бросил реплику Радин и осекся.
— Иногда злости не хватает, — Бруно потер ладонями лицо, — не для себя стараемся, а тебе палки в колеса.
— Аттестация, как я понимаю, и у нас проводится регулярно, — слабо сопротивлялся Дорохин.
— Согласен, — поддержал Радин. — А результат? Ну, поругали, ну, высказали претензии. И все. А человек в ответ: подтянусь, учту. А «пульсация» — иное дело. Слово — цифре. В ней ты весь. Сумма баллов за старание, за сноровку, за творчество. Это ведь истинный, а не гадательный творческий паспорт человека. Твор-чес-кий… Отсюда и решение, комиссии: повысить, понизить, оставить на прежнем месте. — Радин разволновался, не знал, куда девать руки.
— А вы неплохие агитаторы. — Дорохин нашел в себе силы улыбнулся. — Н-да, любопытная штука, черт побери… Борьба между чувством и долгом… Лады!.. — Дорохин сгреб докладную Бруно. — Дома еще почитаю.
Дорохин вышел из цеха, в скверике присел на скамейку. Глядел на оранжевую вереницу облаков, придерживая рукой вдруг часто-часто затрепетавшее сердце…
16
Сколько раз, проходя мимо экспресс-лаборатории, Радин ловил себя на мысли: решительно распахнуть дверь, подойти к Надежде, взять ее за плечи и сказать: «Я люблю вас. Делайте со мной что хотите…» Но тут же, убыстряя шаг, проходил мимо.
Так повторялось многократно. И всякий раз, когда перед концом рабочего дня он решался зайти, знал что не скажет главной фразы, а будет «выдавать глупости», потом, словно услышав себя со стороны, сконфузится и уйдет.
И в этот день в лаборатории все было как всегда. Зеленая веточка в стакане, перемигивающиеся огоньки на пульте управления, колоды перфокарт в жестяном корытце, глаза Надежды. Ее глаза. В них — женская прозорливость и девичья мягкость, почти нежность… Радин сделал над собой усилие, отстранился от будоражащих мыслей, поспешно достал блокнот, сказал деловым тоном, чувствуя на себе взгляды инженеров:
— Надежда Михайловна, я давно хотел уточнить: какова стоимость машинного времени?
— Вам документально или популярно? — с легкой, но совсем не обидной усмешкой спросила Надежда. Не дожидаясь ответа, взяла общую тетрадь, начала рассказ. Обстоятельно, от первых дней появления электронно-вычислительной машины в цехе. Ей льстило: Радин сосредоточенно записывал что-то в блокнот.
— Живем по принципу: было бы железо на балансе, остальное приложится. Поймите сами. С участков к нам приходят «голые» данные, поэтому помочь участкам мы бессильны. Ведь ЭВМ тоже следует обучить, снабдить набором программ, трансляторов. Где их взять?
— Выписать, — простодушно предложил Радин.
Бородач в углу громко хмыкнул.
— Стоимость наборов для ЭВМ в среднем составляет шестьдесят процентов стоимости работающей электронно-вычислительной машины. Не смешно. А куда расходуется машинный мозг: на подведение итогов соревнования.
— Да, да, помню, вы рассказывали об этом.
Надежда смутилась. Замолчала. Радин подошел к окну. Дождь кончился. Стороной уходила гроза. Тяжелые капли все еще скатывались по стеклу. На экране пульта управления загадочно, вспыхивали и гасли электронные индикаторы.
Из цеха вышли вчетвером: Радин с Надеждой, бородатый Вася Шальнев и смешливый Аким, чуть припадающий на правую ногу. Не сговариваясь, свернули от проходной в лес. В предзакатном воздухе вершины сосен выделялись особенно четко, и в перелеске на десятки метров пролегли световые дорожки. Радин, чуть приотстав, поглядывал на инженеров. Казалось, забыв о его присутствии, они спорили о любви. Радин не вслушивался в слова, не вникал в смысл.
Когда человек влюблен, он видит в предмете своей любви только хорошее, само совершенство, не перестает восхищаться, приписывая ему достоинства, о которых раньше и не предполагал.
Радин исподволь наблюдал за Надеждой, любовался ею. Что происходит с ним? За последнее время все реже и реже вспоминает московскую приятельницу Леру. Друзья давно заочно обвенчали их. Лера — способный художник, специалисты прочат ей громкую славу. На людях дерзкая и взбалмошная, с ним она почему-то всегда тиха и сдержанна.
Мысленно Радин сопоставил их, будто именно от сравнения зависело, кого он выберет. В чем-то Лера выигрывала. Брала элегантностью, на нее заглядывались мужчины. Только, верно, сердцу не прикажешь…
Лесная тропинка вывела их чуть левее трамвайной остановки. Тут было немноголюдно. Порывы ветра стряхивали с ветвей крупные дождевые капли.
— Ага, вон и «Спутник» катит! — воскликнул Аким, увидя трамвайный вагон. — Анатолий Тимофеевич, вам куда?
— В противоположную сторону.
— Надеюсь, не оставите нашу даму? — осведомился Шальнев.
Трамвай скрылся за поворотом. Радин галантно склонил голову:
— Под давлением общественности я вынужден препроводить вас.
— Напрасно надеетесь, что я откажусь! — Надежда согнула в локте руку.
Словно освободившись от скованности, Дербенева держалась просто и беззаботно, старалась идти в ногу. На углу продавали цветы. Радин купил букетик астр.
