Восковые куклы - [7]

Четыре маленькие клетки были поставлены одна на другую, на каждой нацеплен был номер, тщательно выписанный черной краской. В клетках были маленькие желтые птички, они пели, когда хотели того, а когда не хотели, то умолкали. Кенар номер четыре пил воду. Напившись, он вытянулся в струночку, чуть приоткрыл клювик, и полились звуки, только казалось, что исходят они вовсе не из этого раскрытого клювика, а получаются оттого, что желтая птичка собирает в себя солнечные лучи, и от этого вокруг звучит музыка, что она, как воздух, нигде не начинается и ниоткуда не проистекает, а просто присутствует.

Не один Денис заинтересовался пением кенара — к клеткам подошел высокий человек в черном пальто и остановился, будто зачарованный волшебным журчанием. Любопытство озябшего мальчика не привлекало внимания продавца канареек, но к человеку в пальто он подошел сразу же, и сразу же попытался увлечь его рассказами о птице:

— Вас, милейший, интересует этот кенар? Что же? Несмотря на то, что он еще молоденький, поет он чудесно! Его отец — чемпион страны по канареечному пению… чемпион прошлого года, милейший. Вас, верно, удивит, почему я содержу его в такой маленькой клетке, — он причмокнул губами и поднял вверх палец. — В одной старинной книге верно сказано, что канарейка в огромной клетке имеет вид воробья, ненароком залетевшего в амбар. Что толку от певца, который мечется по клетке вместо того, чтобы петь? Что толку, скажете вы мне? Покушала птичка — сиди себе и пой, вот что я вам скажу! И корму ей давайте немного: голодная птица не поет, да и сытая петь не станет, уверяю вас, — он говорил так, будто уже нашел в собеседнике покупателя.

У Дениса зашлось сердце. Неужели его купят прямо вот сейчас, и никогда больше он его не услышит? Не может быть такого! Он давно уже тайно считал четвертого кенара своим, и этот неожиданный поворот событий даже испугал его. Такому человеку ничего не стоит распрощаться даже с самыми большими деньгами, даже с сотней, даже с тремя сотнями рублей. Нет! И вот уже речь зашла о цене. Мальчик весь обратился в слух и почти перестал дышать… Тысяча! Тысяча! Денис ликовал, глядя на изменившегося в лице господина в пальто, который, вероятно, нашел цену завышенной и скоро зашагал прочь. Дениса теперь вовсе не огорчала такая несбыточная цена птицы. Пусть он не может ее купить, и никогда бы не смог, даже если бы в один день стал взрослым, зато не купит ее и никто другой, и он сможет приходить сюда каждый раз, как только захочет услышать милый голос.

Ликование его достигло предела, и он запел бы сам, да только голоса своего боялся. Он подпрыгнул и побежал, радостный, к железнодорожной насыпи, навстречу солнцу. Он видел, как господин в черном пальто остановился возле клетки с огромными важными жако, важность и величина которых, безусловно, оправдывали ту высокую цену, которую за них запрашивали. Конечно же, этот болван выберет попугая! Важного серого попугая, глупого и надменного!

Когда Денис ехал назад, трамвай дребезжал пуще прежнего, и дребезжание трамвая казалось ему тоже веселым, как будто трамвай знал, что у мухортого мальчика сегодня день рождения, и вообще отличнейший день, и разговаривал с ним на своем, почти птичьем языке.

3

Денис притворился, будто ему стало плохо, и вышел из класса. Он не мог избавиться от той мысли, что донимала его со вчерашнего вечера. Нужно занять у Мирчи денег. Или взять деньги самому? Или украсть птицу? Старик ведь не догонит. А вдруг он позовет на помощь? Денис вышел к крытой галерее, которая вела из учебного в спальный корпус. Справа стена галереи была прерываема огромными окнами, заслоненными от света могучими елями, слева же помещались поочередно дверь в комнату с лыжным инвентарем, дверь в репетиционную духового оркестра и дверь в душевые. Дверь в душевую комнату была приоткрыта, и Денис вошел туда, едва не поскользнувшись на мокром полу.

Сначала он вовсе не желал брать деньги, которые Мирослав прятал здесь, но все-таки он опустился на колени подле деревянной кабинки, которая предназначена была для того, чтобы там оставляли одежду, и стал нащупывать рукой по скользкому полу.

Почти сразу нашел он небольшой пакет, в который аккуратно были завернуты деньги. Никогда здесь никто не убирал, и потому никто не мог этих денег обнаружить.

Мальчик взял пакет, поднялся и закрыл на крюк дверь в душевую, затем повернул кран с горячей водой и отскочил от фыркнувших, зашипевших струй. Он сел на корточки, упершись затылком во влажную стену, и пересчитал купюры.

— И откуда у Мирчи столько денег?

Он долго смотрел на горячий пар, который медленно заполнял помещение, и в шуме воды ничего не мог уже различить.

Так сидел он долго, пока через шум воды не донеслись до него слабые звуки фортепьяно. Неужели прошло так много времени? У них началась репетиция. Господи, да ведь он единственный человек, которому Мирослав доверил свою тайну!

Денег он не взял. Теперь для него оставался только один способ достать птицу. Сам не замечая того, он все усложнял свой путь к рынку. То он было захотел спуститься вниз, однако, теперь ему почему-то было неприятно снова наткнуться на эти лиловые тушки перепелов и, чтобы не увидеть их, он решил обойти это место с той стороны, где продавали клетки. Потом на него лаяли собаки, как будто тоже знали, что он замыслил, особенно молоденькая борзая, дико, с каким-то отчаянным бессильным хрипом.