Восковые куклы - [5]

«И этот тоже», — подумала я.

Он откликнулся на импульс, продолжая и дальше озвучивать поток моих мыслей.

— Нет, против женщин я ничего не имею. Женщин я, можно сказать, люблю, до определенной степени, конечно. Женщина — существо демоническое! Ее можно загнать, как лису в поле… Или в норе… Или она тебя загоняет, — он засмеялся своей шутке. — Нет, у нас все четко и определенно…

Мне больше не хотелось слушать весь этот бред. Тем временем толстый за локоть отвел Эрика в сторону и что-то шептал. До меня доносились только увертки Эрика:

— Как мо-о-жно, вы, как истинный солдат вермахта, не должны…

Они здесь все сумасшедшие, эти восковые куклы. Просто восковые куклы! Просто колода карт! Надо сматываться из этого Эдема. В голове стучало. Меня отпускало окончательно.

День клонился к вечеру. Небо заволокло тучами, и школьники быстро попрыгали в автобус. Пошел дождь. Через минуту двухэтажный автобус с желтым треугольником на борту уже мчал нас под мелким противным дождем в сторону Лидса. Второй этаж был открытый, устроенный как платформа с невысоким бортиком. И мы были там только вдвоем. Нам было безразлично все. Как ватные манекены мы болтались, обнявшись, под мерзким дождем. И капли стучали по мокрым скамейкам. В Лидсе я ничего не помню. Вечером нас подбросили всего на несколько миль от города, до поворота, и мы остановились ночевать в В&В, а утром нас нашла полиция.

4

Я открыла глаза. Мальчики-велосипедисты давно уже исчезли за поворотом.

— Знаешь, с тех пор мне все кажутся просто восковыми куклами. И ты тоже. Просто озвучиваешь то, что уже существует в моей голове.

— Что? — Беза словно бы очнулся от оцепенения.

— Ну, как иголка, которая ползет по виниловой пластинке. И все.

— Понятно. Значит, так, — он сделал серьезное лицо и пальцами протер морщинки вокруг рта. — С драйверами я буду общаться, ты лучше ничего не говори. Ладно?

Беза улыбнулся, а я продолжала молчать. Ветер стих. Солнце выглянуло из-за туч и осветило асфальт.

— Эй, — тормошил он меня, — эй!

И улыбался мне из страны восковых кукол.

Кенар № 4

1

Это был второй солнечный день февраля. В нижнем этаже больницы стоял влажный запах пивных дрожжей, и пятна света раскиданы были по полу, словно игральные карты. Коридоры были почти пусты и немы, слышались только голоса двух мальчиков, повторявших геометрию. Прямо против окна, на жесткой скамеечке сидела молодая женщина. Очевидно, ей было скучно, и она переводила взгляд от окна к плакату, где были изображены графики риска ишемической болезни, построенные из оранжевых, желтых и красных квадратов. Из окна слепило солнце, так, что едва возможно было угадать розовый цвет двухэтажного здания напротив с высоким полуподвалом, изломом спускающегося по склону грязного холма. Черный силуэт четырехскатной крыши сливался с двумя черными куполами Покровской церкви, выступающими из-за нее.

Лицо женщины было скрыто за марлевой повязкой — так она берегла от гриппа себя и своего будущего ребенка, присутствие которого уже отчетливо обозначалось в очертаниях ее живота. Одета она была в клетчатое платье, которое не стягивало живот, и тяжелые ботинки золотистого цвета, поблескивающие, как надкрылья бронзовок.

Дверь напротив резко отворилась, и оттуда вышла старая цыганка с обмотанными пестрой тканью толстыми бедрами. За ней шла другая, молодая, она держала согнутой оголенную коричневую руку, зажимая в сгибе локтя кусочек ваты. Она часто оглядывалась и благодарила кого-то, за ней молча выходила вторая молодая цыганка и тоже благодарила. Цыганки вышли, и в дверь несмело протиснулся один из мальчиков, повторявших прежде геометрию, в руке он сжимал шприц и вату, которые полагалось приносить с собой, и пальцы его побелели. В коридоре снова воцарилась тишина.

Толстая соседка, сидевшая справа от молодой женщины, гремела ключами. Так гремела она ровно три минуты, пока, наконец, не решилась заговорить:

— Вы к эндокринологу, милочка?

Не дождавшись ответа, она снова загремела ключами и спросила:

— Ребеночка ждете?

Когда мальчик вышел из кабинета, сжимая в сгибе локтя вату, между женщинами уже происходила оживленная беседа. Товарищ его захлопнул учебник, и они удалились.

— Я отправила письмо, и вот пришел ответ. Этот австриец, Петер Хубер, ожидает меня в конце весны. Вызов он мне пришлет. Я буду жить в загородном доме и присматривать за хозяйством. Сами посудите, куда я с ним? — она выразительно поглядела на свой живот, — ему едва месяц будет в мае, а заработок мне действительно полагается приличный.

— Подумайте, милочка, вы так молоды. Вы оставляете его, — она тоже кивнула на живот молодой женщины, — ну, не в Доме ребенка, конечно, а, там, мама ваша, или тетя, или из родственников кто посвободнее могут его взять?

— Что вы! Да как я могу! На кого? У меня даже родственников близких нет…

— Да, а через десять лет приезжаете, представьте, богатая, независимая европейская женщина, и забираете его к себе. Дадите ему приличное образование, лучше там, в Австрии. Да он будет только благодарен вам по гроб жизни! Хорошенько подумайте, о чем я вам говорю!

— Вы с ума сошли! — молодая женщина стянула с лица марлевую повязку и выразительно скривила хорошенькие губки, — и что вы только говорите! Как так можно? — она резко встала и вошла в кабинет, потому как подошла ее очередь.