Восхождение Зенты - [31]

На презентации Нина Лапсердак была в каком-то немыслимом золотом платье и бриллиантовом колье. Все это было с чужого плеча, поэтому стояло и лежало на ней комом и колом. И хоть говорили, что и то, и другое было поддельным, и то, и другое у нее после презентации забрали и увезли. Много чего говорили после этой презентации, говорили даже, что вино было чуть-чуть подкисшим, а орешки пережаренными и, кроме того, в зале не было ни одного лилипута. И это, последнее, даже настораживало.

И хоть Нине Лапсердак сразу после презентации пришлось проститься с золотым платьем и бриллиантами, скорее всего поддельными, жизнь ее в который раз переменилась. Жила она уже совсем в другой квартире — на двух уровнях, с кожаной мебелью и ванной-джакузи — и получила в собственное пользование небольшой, дамский, изящный автомобильчик. Каждое утро она лихо разворачивала свой автомобильчик у дверей “Благой вести”, позволяла себе опаздывать, а в разговоре с Зентой у нее стали проскальзывать даже какие-то снисходительные нотки. Кроме того, у нее появилась новая подруга. Вообще-то, это была вроде бы и старая подруга, вернее, старая приятельница по фамилии Поделкова, только теперь она появилась в жизни Нины Лапсердак совсем в другом качестве — в качестве самой близкой, искреннейшей и преданнейшей подруги. Поделкова смотрела теперь на Нину Лапсердак с самым неподдельным обожанием, и каждое слово Нины Лапсердак казалось ей очень значительным и умным. А так как Нина Лапсердак видела свое отражение в преданных глазах Поделковой, то и ей ее собственные слова казались очень значительными и умными. И поэтому она и позволяла себе некоторые вольные интонации, общаясь с Зентой. Вечно напуганный эмбриончик в глубине ее души наконец-то перестал всего бояться, расправил крылышки и полетел.

Нина Лапсердак все больше привязывалась к Поделковой, все больше независимости позволяла себе с Зентой и даже подумывала просить мужа заменить ее автомобильчик на чуть больший, потому что на заднем сиденье этого ее автомобильчика подруга Поделкова размещалась с большим трудом.

Между тем, гостиница Миши Лапсердака процветала, и, хоть его отношения с лилипутом Никодимовым были довольно натянутыми, жить вполне было можно. И даже жить неплохо. Однако у Миши Лапсердака оказался весьма скверный характер, ему всего было мало, он впал в раж и пошел против здравого смысла, если иметь в виду, что в каждом определенном месте у здравого смысла есть вполне определенные пределы. Он влез в долги, взял кредиты и пристроил к своей гостинице сначала очень основательное левое крыло, а потом такое же основательное правое крыло. В левом крыле он поместил ресторан, кинозал и два бара, а в правом крыле — салон красоты и тренажерный зал с бассейном. И опять провел несколько презентаций, на которых по-прежнему не было лилипутов.

Все это было с его стороны большой наглостью, но при некоторой гибкости могло еще вполне разрешиться мирным путем. Один раз он даже встречался с лилипутом Никодимовым. При этом лилипут Никодимов сидел на высоком стуле и подставлял ему ухо, а Миша Лапсердак шептал что-то в самое это ухо, потому что к нему до сих пор не вернулся голос.

Неизвестно, до чего они там договорились, только в Мише Лапсердаке опять взыграл его скверный характер, он впал в еще больший раж и начал строительство огромного торгового центра и ателье мод. Ателье мод было построено раньше, и по этому поводу собирали очередную презентацию.

Зента, как всегда, была приглашена.

На своих презентациях Миша Лапсердак бывал в черном, классического покроя костюме, а из нагрудного кармана у него торчал не платок и не цветок, как принято, а блокнотик с авторучкой, те самые, которые он когда-то выпросил у Зенты. Миша Лапсердак по-прежнему был экономен.

Собираясь на презентацию нового “Ателье мод” при будущем Торговом центре Миши Лапсердака, Зента опаздывала. Сначала она порвала колготки, и пришлось надевать новые. Потом она вспомнила про какие-то мелкие, но совершенно неотложные дела, и, когда она стала делать эти мелкие, неотложные дела, — позвонил телефон.

— Май лав, — сказал голос Иващенко. — Мне очень бы не хотелось, чтобы сегодня вы шли на эту презентацию.

— Почему? — спросила Зента.

— Я давно уже не привык что-то объяснять…

И Иващенко повесил трубку.

Тогда Зента бросила все, чем еще хотела заняться, выскочила на улицу, поймала такси и поехала на презентацию. Она уже вбегала в освещенные, широко распахнутые двери, как вдруг два маленьких, но необыкновенно сильных лилипута бросились к ней, подхватили под коленки и потащили в сторону. Зента закричала, и хоть она не привыкла так вульгарно выражать свои чувства, она даже не успела испытать стыд за себя — ее голос влился в море таких же отчаянно вопящих голосов, навстречу из дверей рванулся огонь, и фонтан стеклянных брызг от некогда стеклянных дверей метнулся на мостовую.

Зента пришла в себя на потертом кожаном диване в смутно знакомой комнате. Неподалеку стоял бильярдный стол.

— Май лав, — наклонился над ней Иващенко. — Май лав, почему вы такая упрямая?

В это же самое время по обезображенному взрывом холлу “Ателье мод”, по превращенному в развалины почти достроенному зданию грандиозного Торгового центра метался обезумевший, почерневший от копоти и горя, растрепанный Миша Лапсердак и… мычал.