Восхождение Зенты - [21]

Кто-то пытался стянуть с нее простынь, но Зента туго обмотала ее вокруг себя и бежала по берегу вниз, вниз, вниз по реке, а за ней несся голый лилипут Никодимов — одной рукой он придерживал свой член, глухо бивший его по ногам — бух-бух-бух, а другой тащил за край Зентиной простыни. Он что-то кричал, требовал, мямлил, плакал, молил, путаясь и спотыкаясь в прибрежной высокой траве. Зента вырвалась, далеко обогнала его и у реки остановилась — прямо перед ней, вылезая носом на берег, лежала лодка, небольшая, мелкая, утлая плоскодоночка, ничем не связанная, не привязанная ни к чему, она лежала на песке, как будто решила отдохнуть. Зента вскочила в лодку, легла на мокрое дно и с силой оттолкнулась от берега рукой. Легкая лодчонка тут же повиновалась. Течение подхватило ее, и она поплыла. Лилипут Никодимов было рванулся следом, но поскользнулся на берегу и рухнул в грязь. Он громко и скверно ругался, чавкая и рыча, голый, в колющем его камыше, а лодка, в которой лежала Зента, тихо плыла, все больше наполняясь и наполняясь водой, так что Зента лежала уже почти целиком в воде, закутанная в простынь, но после жара бани ей, согретой жгучим многоградусным пойлом, не было холодно. Набрав положенное количество воды, полузатопленная лодка больше не тонула, и Зента плыла в ней, как в ванне.

Близился рассвет, и звезды уже начали гаснуть. Зента плыла и думала про г-на Шульца…

На берегу мелькнули зажженные фары, какая-то машина выехала к реке и теперь ехала за лодкой, в которой плыла Зента, беспрерывно сигналя. Наконец из машины выскочил ее сосед по столу и закричал:

— Стойте! Стойте!

Зента не отвечала.

Река в этом месте делала небольшую петлю, и машина на какое-то время исчезла, но потом появилась опять. Сосед выскочил из машины, притащил какую-то палку, зацепил ею лодку, подтянул к берегу, ухватил Зенту за руку и потащил к машине. Какие-то девушки, похожие на скрипачек, но уже не в народных костюмах и не в бикини, а в джинсах и свитерах, вытащили из целлофанового пакета Зентины вещи — свитерок, юбку, колготки и туфли — и, деловито переругиваясь, помогли ей одеться. На прощанье сосед шепнул:

— Вами довольны… Если бы не эта последняя история с лодкой… (Кто вас трогал? Кто вас трогал?) На первый раз вам прощается. Самое главное наше правило — утром никто ничего не помнит. Оттянулись — и ладно.

Дверца хлопнула, Зента осталась на заднем сиденье одна. Она скользнула вниз и заснула.

Проснулась Зента утром, одетая, в своей постели. В голове шумело. Звезды кружились и сталкивались в ее голове. Она ничего не помнила.

С этого момента для Зенты уже не было ничего невозможного. Ей ни в чем не было отказа. Ко многим другим ее качествам, как-то: исполнительность, добросовестность, аккуратность, как некие микроэлементы, составляющие ее личность, добавилась — проходимость. Зента чувствовала, что если бы ей в голову пришло самое сумасбродное желание — пробуравить Землю насквозь и выйти с другой стороны, ей удалось бы даже это. Надо было только одно — в разговоре с разными деловыми людьми, как бы невзначай, как бы случайно, как бы мимоходом, очень небрежно сказать:

— Когда я была в “бане”… Где же мы с вами встречались… не в “бане” ли? …А помните… в “бане”…

Единственное, что пугало, тревожило, томило, что реально существовало, о чем нельзя было не думать, чему невозможно было противостоять, было то, что происходило рядом… Другое дело, что целый круг людей, к которому принадлежала и Зента, продолжал жить так, словно в каждодневном обиходе это их не касалось. Где-то происходили какие-то несчастья, болели дети, не хватало хлеба… Этим хлеба хватало всегда.

Вода поднималась. Все выше и выше… И вот уже были отрезаны водой пригородные районы… Где-то затапливало поселки и небольшие города… Целые деревни смывало в реки. Рассказывали, что в одной болотистой местности вот так, от холма к холму, плавает хата, а на крыше сидит дед-колдун в белой рубахе с всклокоченной белой бородой и без устали, с утра до ночи проклинает вокруг все. Время от времени на лодке приплывают к нему дети — пожилые, матерые, бородатые сыновья, они кормят его и зовут с собой, но ехать с ними он отказывается, да и ест только самую малость, питаясь в основном своей злобой, и хочет одного — плавать на крыше своей хаты и проклинать все вокруг.

Появилась новая профессия — “водники” и целая область хозяйства — “водничество”. На вопрос, где кто работает, можно было услышать: “на воде”. Там хорошо платили. И скоро без связей в “водничество” и “на воду” уже нельзя было устроиться.

На центральных, еще сухих улицах Города продавали вошедшие в большую моду очаровательные букетики из цветущих водорослей. Разные оттенки болотно-зеленого тоже были в моде. Как и легкомысленные песенки о морях, реках, озерах и дожде.

Как-то Зенте позвонил лилипут Никодимов и предложил уехать вместе с ним.

— Куда? — не поняла Зента. — На море?

— Вам мало своего? — возмутился лилипут. — Конечно, нет! Конечно, не на море. Куда-нибудь за границу, в другую цивилизацию!

Зента молчала.

— Неужели вам непонятно? Нас всех зальет, всех! Это только вопрос времени.