Восхождение: Проза - [17]
С враз взмокшими волосами и сильно бьющимся сердцем Выдрин добрался на еле слушающихся ногах до своей каморки, упал на стул перед аппаратом, зачмокал слюнявым тонкогубым ртом плохо разгорающуюся папироску. Аппарат в это время стал что-то выстукивать; Выдрин вытянул тонкую шею, вчитался. Воронежский губкомпарт большевиков передавал Мордовцеву и Алексеевскому, что обещанный бронепоезд уже вышел, движутся также в сторону Россоши кавалерийская бригада под командованием Милонова и батальон пехотных курсов при четырех пулеметах…
«Вот оно что! Вот оно что! — жадно бегали по ленте черные глаза телеграфиста. — А я перед этим болваном маячу…»
Мордовцеву и Алексеевскому губкомпарт предписывал также вести боевые действия решительно, с бандитами не церемониться — враги Советской власти должны быть уничтожены. «Старайтесь опираться на местное население, на отряды самообороны, это важно в пропагандистских, воспитательных целях, ведите широкую разъяснительную работу по добровольной сдаче несознательно примкнувших к бандам…» — говорилось в телеграмме, подписал которую Сулковский.
Еще раз прочитав текст, Выдрин повеселел. Кавалерийская бригада да батальон пехоты, пусть и с четырьмя пулеметами, — не такая уж большая подмога Мордовцеву. У Ивана Сергеевича Колесникова полков уже пять, орудийная батарея, пулеметов десятка два наберется, конница… Что же касается этого сундука-бронепоезда, который большевики ведут в Россошь, то дальше Митрофановки или Кантемировки ему не уползти, по степям он ездить не умеет… Ах, как хорошо, как вовремя попала ему в руки эта телеграмма! И хорошо, что в его смену. А то бы сидела тут эта дура-комсомолка Настя Рукавицина, шиш бы она что сказала!
Выдрин побежал в штабную комнату, и в этот раз, видя его озабоченный деловой вид, а главное, бумажную телеграфную ленту в руках, его пустили беспрекословно. Выдрин подал ленту Мордовцеву; тот прочитал телеграмму вслух, и за столом оживились, заговорили радостно, засмеялись.
— Спасибо, товарищ, идите, — повернулся Мордовцев к телеграфисту и отчего-то задержал взгляд на его лице… Нет, показалось это, померещилось. Глянул и отпустил… Фу-ты черт, да что же так жарко в аппаратной!..
А к ночи из Россоши по направлению к Старой Калитве скакал тяжелым кулем сидевший на коне гонец — Выдрин в точности пересказал ему телеграмму…
Оставшись вдвоем с Алексеевским, Мордовцев некоторое время сидел по-прежнему у стола, глядя с улыбкой на пальцы председателя губчека, державшие телеграфную ленту, Алексеевский читал телеграмму в третий уж, наверное, раз, лоб его хмурился в трудной думе — помощь шла, но сил все же было маловато. Упущено дорогое время, они дали возможность Колесникову сколотить боевые полки, вооружиться, настроить против Советской власти целые деревни. Восстанием охвачен значительный район, от Терновки до Верхнего Мамона, хотя в самом Мамоне бандитов нет, отбили. Медлить было нельзя ни одного дня, надо активизировать разведку, спросить, что там предпринял Наумович. Колесников, кажется, обошел их в этом — такое ощущение, что бандиты знают о них гораздо больше, чем чекисты. А главное, Колесников чувствует себя, по-видимому, в совершенной безопасности — кругом свои, надежные и преданные люди, на которых можно положиться, опереться, спокойно заниматься военными операциями, грабить и убивать, смеяться над Советской властью, над большевиками, над всем тем, что они с таким трудом завоевали в семнадцатом, что такой кровью защитили в гражданскую. Алексеевский, не будучи военным человеком, хорошо теперь представлял себе, какую силу имеют бандиты в лице Колесникова — бывшего красного командира; много, очень много бед может натворить этот способный и озлобленный по отношению ко всему советскому враг…
Мордовцев поднялся, подошел к окну, глядя на подплывающий к перрону вокзала пассажирский поезд, на шумно отдувающийся паровоз, весь в клубах белого рыхлого пара, на вагоны, облепленные людьми, на красную фуражку дежурного, стоящего к поезду боком: он говорил что-то подбежавшей к нему женщине с двумя корзинами через плечо, с сердитым лицом…
— Надо нам попытаться уничтожить Колесникова, лично его, — услышал он голос Алексеевского и вернулся к столу, молча смотрел на председателя губчека, ожидая продолжения его мысли.
— Разведка разведкой, а в тыл к Колесникову пойдет наш человек, со специальным заданием, — говорил Алексеевский.
— Риск — стопроцентный, — сказал Мордовцев серьезно.
— Преувеличиваешь, Федор Михайлович. — Алексеевский стал раскуривать трубку. — Риск есть, безусловно. Но без него нельзя. Если мы уберем Колесникова…
— Смелого человека надо найти, Николай Евгеньевич.
«Есть такой человек, есть, — думал о своем Алексеевский, отчетливо видя перед собою Карандеева из Павловской уездной чека: бывший фронтовик, коммунист, не женат… Если и погибнет, так… Нет, не надо об этом. Павел должен вернуться из Старой Калитвы живым».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
По скользкой и грязной дороге, соединяющей Старую и Новую Калитву медленно шла Мария Андреевна Колесникова. Из дому она тронулась утром, сказав девкам и Оксане, что сходит на Новую Мельницу, к Ивану, — там сейчас был его штаб. Оксана стала напрашиваться с ней, убеждая, что вдвоем идти легче, дорога и для молодых ног не ближняя, туда да обратно наберется, поди, километров пятнадцать, не меньше; кроме того, и ей, как жене, надо поговорить с Иваном: прошел слух, что на Новой Мельнице у него краля, беловолосая какая-то Лидка. Но Мария Андреевна Оксану с собой не взяла: насчет крали этой она и сама разузнает, а поговорить ей с сыном надо о другом. Калитва хоть и восстала, и власть тут Иван с дружками захватили — все одно, дело это бандитское, против законной Советской власти совершенное.
Лето 1943 года. В районе Курской дуги по приказу Ставки строится стратегически важный участок железной дороги. Чтобы уничтожить объект, немцы забрасывают в наш тыл группу диверсантов. Одного из них, немку по имени Эльза, бойцам СМЕРШ лейтенанта Сергея Соболя удается взять живой. Но допросы ничего не дают. Чтобы выявить агентов и предателей, задействованных в подрыве железной дороги, оперативники придумывают хитроумный план. Соболь устраивает Эльзе побег. Так появляется шанс, что она выведет смершевцев на своих сообщников.
Лихим 90-м посвящается… Фантастический роман-эпопея в пяти томах «Звёздная месть» (1990–1995), написанный в жанре «патриотической фантастики» — грандиозное эпическое полотно (полный текст 2500 страниц, общий тираж — свыше 10 миллионов экземпляров). События разворачиваются в ХХV-ХХХ веках будущего. Вместе с апогеем развития цивилизации наступает апогей её вырождения. Могущество Земной Цивилизации неизмеримо. Степень её духовной деградации ещё выше. Сверхкрутой сюжет, нетрадиционные повороты событий, десятки измерений, сотни пространств, три Вселенные, всепланетные и всепространственные войны.
Новейшие исследования показывают, что человек был создан сверхэволюционным путем, что не отменяет дарвиновскую теорию на линейных этапах Сверхэволюции. Путем направленной мутации из биомассы был создан первый этнос планеты, первонарод, обладающий первоязыком, – суперэтнос руссов. Позже из него выделились все этносы Земли. Жизнь на Земле развивается по основным законам Сверхэволюции. Цель человечества, суперэтноса руссов, «детей богов» – «взросление» и переход в стадию богочеловечества, становление «богами».Книга известного этноисторика и этнофилософа Юрия Петухова впервые приближает читателя к пониманию подлинной картины мира.
Аннотация издательства: В первый том московского писателя Юрия Петухова вошли остросюжетные фантастические, приключенческие и историко-приключенческие произведения, написанные писателем в последние годы.Книга заинтересует любителей захватывающих повествований о невероятных приключениях на Земле и в Космосе, она рассчитана на ценителей острых и необычных ситуаций как в реальном, так и в фантастическом мирах.Звездное проклятье, Фантом, Вражина, Ловушка, Маленькая трагедия, Наемник, Круговерть, Чудовище, Душа, Немного фантазии, Робинзон-2190, Давным-давно, Рефлексор (повесть), Сон, или каждому свое.
..Они обрекались на смерть лишь потому, что прикоснулись к тайным сделкам чеченских боевиков и кремлевских чиновников. Их с одинаковой злобой уничтожали и свои, и чужие. Спецназ погибал в чеченских предгорьях, а в это время Генштаб разрабатывал операцию по окончательному разгрому бандформирований. Только раньше на Кавказ прилетел секретарь Совета безопасности России генерал А.И. Лебедь — останавливать войну. И новейшая история России в августе 1996 года пошла по иному руслу...
В очередной сборник приключенческих остросюжетных произведений вошли повести о гражданской и Великой Отечественной воинах, о трагических событиях в Афганистане, о героике прошлого. Книга рассчитана на массового читателя.
Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.