Восхождение на Качкар - [25]
Военно-Осетинская дорога вблизи села Глола (с. 156) и с видом на гору Адай-хох (справа) на открытках нач. ХХ в. Фото Г. Раева
Привлекала моё внимание ещё и номенклатура южных вершин горной группы Уилпаты. Мы указали на разногласия по поводу вершины 2071 саж. Далее M. v. Dèchy называет вершину 1903 саж. Бокос-хох, G. Merzbacher — Бубис-хох. Вершина к западу от 2 071 саж. названа M. v. Dèchy Чанчахи-хох, а у G. Merzbacher’а пропущена. Во всех этих названиях возбуждали сомнение осетинские приставки «хох» к грузинским горам, возвышающимся над Рачей. Забегая вперёд, укажу, что расспросы туземцев установили, что местная номенклатура вершин разработана и устойчива. Строение её такое же, как я наблюдал в Мингрелии летом 1915 года: известное пастбище или урочище носит особое имя, например пастбище Тбилиса; протекающая река будет Тбилисис-цкали, а вершина в истоках — Тбилисис-цвери или тави (реже). Исключений мало. Поэтому в истоках реки Чанчахи есть Чанчахис-цвери, над пастбищем Буба высится Бубис-цвери, над Тбилиса Тбилисис-цвери; гора Бурджула изредка зовётся Бокос-цвери. В применении к вершинам название Бубис-цвери относится к вершине 1903 саж., Тбилисис-цвери — к вершине 2071 саж., Чанчахис-цвери — к Чанчахи— хоху Dèchy (на 1-вёрстной карте высоты нет). Предпочитая туземную номенклатуру номенклатуре исследователей, хотя бы и установившейся, а тем более запутанной, я буду держаться найденных мною названий.
Утром проводники явились, сильно промешкав, и только в половине одиннадцатого (по тифлисскому времени) мы выступили из Глолы втроём с одним вьюком. На >4/5 небо было затянуто кучевыми облаками, и лишь на юго-западе, над ущельем Риона, откуда дул слабый ветер, висели дождевые тучи. Пройдя до трёх километров по направлению к селу Гуршеви, мы за первым мостом свернули на тропу в ущелье Бубис-цкали, правого притока реки Чанчахи, пересекли славную минеральными источниками поляну Шови и по балке Порос-цкали, небольшого правого притока Бубис-цкали, стали круто подыматься вверх по еловому лесу на пастбища. Наша тропа нанесена на приложенную карту. Поднявшись на 600 метров, мы перевалили из водоёма Порос-цкали и пошли полянами над правым берегом Бубис-цкали. На юге виднелись высоты левого бока долины Чанчахи — Кахы-хох, Хами-джаури, Геске, Чхоча и Катисцвери, местами в облаках, на северо-востоке — подножья ледников, вершины которых были затуманены. У одного из родников был сделан привал. К 1 час<у> поправившаяся было погода испортилась, облачность достигла 0,9, уже ¾ облаков было дождевых, ветер усилился. Как только мы снялись с привала, пошёл дождь. Продолжая путь, к 4 часам мы достигли верховий Бубис-цкали и, перейдя невдалеке от грязного края ледника Буба реку — частью вброд, частью с камня на камень, стали круто подыматься на пастбище водораздела Бубис-цкали и её левого притока Тбилисис-цкали и, перевалив водораздел, спустились через час к морене ледника Тбилиса, где разбили палатку (2500 метр<ов>). Дождь перестал, спустился туман; к семи часам туман разошёлся. На юге блеснули освящённые солнцем откосы, испещрённые стадами, а на севере выросли два горба величавой Тбилисис-цвери (4419 метр<ов>) и острый клин её соседа Чанчахис-цвери, многочисленные водопады и крутые кулуары верховий долины.
Горный пейзаж на фоне горы Адай-хох. 1884. Фото М. фон Деши
Выбирая путь восхождения на вершину Тбилисис-цвери, я мог идти или со стороны Цеи (путь указан V. Ronchetti), или по восточной ветви ледника Тбилиса, где восходил на Чанчахи Raeburn с товарищами. Ни первый, ни второй частями разработанные пути не представляли для меня интереса. Мне хотелось взойти вполне новой дорогой: именно я решил держаться правого бока долины Тбилисы, раздела Тбилисы и Бубы. Поэтому, выступив 30-го июля в половине 5-го утра (безоблачно, только несколько перистых облаков над Мамисонским перевалом, безветренно, t +2°), мы направились с нашей стоянки вдоль морены по лощине небольшого правого притока Тбилисис-цкали по полянам нерастаявшего снега и по гранитным валунам. Идя так, мы, наконец, упёрлись в скалы, свернули на восток и, перевалив через морену, спустились на ледник Тбилиса, в северо-западный угол его нижнего поля, отмеченный на 1-вёрстной карте в виде ледяного залива, пересекли залив и, поднявшись по одному из кулуаров, вступили на новые скалы, разделявшие наш кулуар от ледопада западной ветви ледника. Был восьмой час, из-за Мамисонского перевала полз туман, задевая верхушки Чанчахи-цвери и её плеча. Мы отыскивали путь сперва по многочисленным водостокам и полкам, нетрудным и с надёжно сидящими камнями, продвинулись к ледопаду, которого, впрочем, не видели, а потом вернулись на северо-запад к верховьям нашего кулуара. Следуя несколько восточнее его главного потока, мы достигли длинного каменного жёлоба, пробираясь по которому, неоднократно пользуясь верёвкой для подъёмов, вышли к 10-ти час<ам> к невысокому, но мокрому камину, единственному пути наверх. Поддерживаемый нашими ледорубами, Григоришвили с трудом одолел, весь вымокнув, камин и затем втащил меня и Бичашвили по верёвке. Когда я, выбравшись на площадку над камином, помогал подымать Бичашвили, увесистый камень с обычной быстротой пролетел рядом, ударился о площадку и продолжал путь. Позднейшие наблюдения показали, что падение в этом месте камней, скатывающихся с лежащего выше языка ледника, постоянно. Пройдя несколько шагов от камина, мы очутились на скалах, отделявших западную ветвь ледника от верховий той лощины, по которой пролегал наш начальный путь, и над полем западной ветви, вместо которого на 1-вёрстной карте неправильно нанесён крутой уклон. Выбрав широкую, недоступную ветрам площадку (3500 м), я в 10 часов 15 минут сделал привал. Бичашвили, оказавшийся непригодным для обязанностей проводника, обнаруживал признаки горной болезни. Пришлось заняться его лечением и дать ему выспаться. К тому же погода вновь портилась. Гонимый юго-западным ветром, поплыл туман и всё заволок. Халаца, Хозы-хох и его соседи исчезли, вершины Тбилисис-цвери и Чанчахис-цвери то выплывали, то тонули; изредка выглядывало солнце, освещая кулуары левого бока долины, исполосованные их подгорными трещинами, такими отчётливыми и законченными, что снимок с них был бы отличной иллюстрацией руководства по альпинизму. Характер тумана быстро менялся. Из проносящегося он становился плотным, медленным, из белого серым и, тяжело крадучись, вползал вверх по ущелью. Ветер окреп. Не будучи в силах осмотреться и определить линию восхождения, я решил заночевать на «привале». Проводники обнесли площадку каменной оградой и расчистили. К четырём часам пошла крупа, сначала редкая, потом перешедшая в град. Через полтора часа небо, было, прояснилось, но вскоре вновь посыпала крупа и так ночью несколько раз. Сперва крупа таяла, но по мере падения температуры нас и скалы заносило. К утру, когда непогода утихла, бурки и камни были покрыты слоем льда в 2 см толщиной.
