Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции - [223]

Поначалу также казалось, что новый генеральный секретарь осознал, что для обеспечения существования и жизнеспособности социализма в Советском Союзе необходимы коренное преобразование всей политической и экономической системы, а следовательно, и всех сфер общества. Однако вскоре его политика продемонстрировала свою непродуманность, не принеся желаемого укрепления социалистического общества, а вызывая всё больший хаос и всё более частые явления распада.

Реальное состояние советского общества настоятельно требовало реальной альтернативы, поскольку к тому времени речь уже шла о жизни и смерти социализма. Однако теоретически продуманной и обоснованной реалистической альтернативы не появилось. Для неё не было необходимых теоретических наработок в силу очевидного недостатка способных кадров.

По этой причине ни Горбачёв, ни его соратники не смогли осознать решающего ошибочного момента в построении советской модели социализма. Потому им и не удалось преодолеть её. Необходимо было ликвидировать абсолютную монополию на власть партийного руководства с его исключительными полномочиями на принятие решений, последовательно создавая необходимые демократические руководящие и принимающие решения структуры государства и общества и наделяя их соответствующими полномочиями.

Ленин, судя по всему, знал, о чём говорил, когда на небольшом и скромном праздновании своего 50-летия сказал, «что наша партия может теперь, пожалуй, попасть в очень опасное положение, — именно, в положение человека, который зазнался. Это положение довольно глупое, позорное и смешное». И высказал пожелание, «чтобы мы никоим образом не поставили нашу партию в положение зазнавшейся партии»[365].

К сожалению, это предупреждение было проигнорировано: через десять лет, при 50-летии Сталина, проявился культ личности, неизбежно сопровождавшийся укреплением высокомерного, самодовольного поведения и деморализовавший партию.

Тот факт, что КПСС позволила запретить себя Ельцину и распустить Горбачёву, наглядно продемонстрировал, что эта партия растеряла всякую боевую силу. Рыжков констатировал:

«В 1985 году мы выдвинули задачу перестройки, содержанием и целью которой назвали обновление социализма, преодоление допущенных деформаций. Но она не удержалась на этой позиции под воздействием деструктивных сил, многие из которых (как сейчас совершенно очевидно) имеют целью изменить характер общественного строя»[366].

Он указал на приоритет идеологии и политики над экономикой как на «главную черту общественной модели» советского социализма и, таким образом, — корень, из которого и вырос волюнтаризм. Поскольку и в перестройку не удалось перевернуть это соотношение, реформы не могли привести к успеху. Рыжков признаёт:

«За пять лет всё кардинально изменилось: от энтузиазма мы скатились к неверию и скептицизму. Это во многом объясняется размытостью целей и созданием иллюзий о благах, которые могут быть быстро получены. Мы, по сути, не раскрыли модели будущего, не назвали социальную цену, которую придется платить за реализацию данной модели, и не определили, кто её будет платить, чтобы компенсировать издержки тем, кто их несёт». И признаётся: «Мы не смогли (да и не знаю, могли ли)»[367].

Возможно, грозящей гибели социализма можно было и избежать, если бы руководства европейских социалистических стран, столкнувшиеся с весьма схожими проблемами, провели бы такой критический анализ и учёт в ходе откровенных совместных совещаний при активном участии марксистских учёных, попытавшись отыскать путь совместного вывода социализма из кризиса — вместо того, чтобы погибать поодиночке.

Однако этому препятствовало высокомерное националистическое поведение советского руководства. Оно продолжало считать, что может и дальше претендовать на верховенство, всё так же настаивая на несуществующем первенстве в развитии социализма. С другой стороны, совместной коллективной деятельности по спасению мешал эгоистический национализм мелких государств большинства социалистических стран.

Трудный, хотя и риторический вопрос: которая из этих двух сторон была первична и как они влияли друг на друга? Однако ответ на этот вопрос уже ничего не изменит в истории.

Заключение

Моим намерением было объяснить и прояснить то, как во взаимодействии различных объективных и субъективных факторов происходило принятие основополагающих политических решений в Советской России; то, какое направление развития получило в результате этого возникающее социалистическое общество; какой объективный прогресс был достигнут при этом и каким образом наряду с этим были внесены отдельные искажения, отяготившие дальнейший путь, приведя к серьёзным деформациям и отклонениям от принципов социализма. В ходе развития происходило накопление ошибочных решений со всё более масштабными последствиями как в объективном, так и в субъективном плане, так что их груз для дальнейшего развития становился всё тяжелее, а шансы на их исправление — всё меньше. Советская общественная система, в течение долгого времени считавшаяся стабильной, хотя и противоречивой, вошла в процесс, в ходе которого уровень стабильности системы постепенно снижался, в конце концов опустившись ниже критической черты, в результате чего система лишилась устойчивости, а её структуры подверглись разрушению. Перестройка оказалась неспособна остановить этот процесс и восстановить стабильность. Напротив, она лишь ускорила распад.