Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции - [169]

Результатом теоретических размышлений и практического опыта политики реформ стало осознание того, что социалистическое общество будет не кратковременным состоянием, не интерлюдией между капитализмом и коммунизмом, а относительно самостоятельной общественной формацией на предположительно долгий срок. Это фундаментальное положение, основанное на научных работах Института общественных наук при ЦК СЕПГ под руководством Отто Рейнхольда и Вернера Кальвайта, Ульбрихт в 1967 г. использовал в своей речи по случаю 100-летия выхода первого тома выдающегося труда Маркса «Капитал».

Эта недогматическая интерпретация марксистской теории общества и воззрений Маркса по вопросу о двух фазах развития коммунистической общественной формации на основе практического общественно-политического опыта является, по моему мнению, важнейшим вкладом в развитие теории социализма после Ленина. Она представила реалистическую концепцию, обобщившую предшествующий опыт и в то же время освободившуюся от утопических и иллюзорных элементов и послужившую крепким фундаментом для выработки практической политики дальнейшего формирования социалистического общества.

Слова Ульбрихта вызвали отнюдь не только одобрение. Иначе и не могло быть. Если бы Москва последовала за Ульбрихтом, то пришлось бы признать, что КПСС в своей программной цели «построения коммунизма» стоит на нереалистических позициях. А это подвергло бы сомнению её роль эталона, что привело бы к заметному снижению авторитета в международном коммунистическом движении. Поэтому руководство КПСС не поддержало высказываний Ульбрихта, и тот всё меньше мог рассчитывать на поддержку своей политики реформ, тем более что и другие социалистические страны были «заражены» этим несогласием КПСС.

Развитие стремлений к реформам и обновлению в ЧССР в 1968 г. и главным образом их крах заметно изменили соотношение сил в руководстве СЕПГ. Хотя Ульбрихту и удалось продвинуть проект разработки, обсуждения и народного одобрения новой конституции, однако сопротивление проводимой им линии росло. Решающие действия блокировались или неявно подрывались руководителем секретариата ЦК, Эрихом Хонеккером, к которому Ульбрихт изначально благоволил как к своему преемнику.

К этому добавилось то, что Ульбрихт, стремясь ускорить научно-технический прогресс, дал Миттагу согласие на выполнение 88 проектов по автоматизации индустрии сверх обычного плана, хотя они и не имели материального обоснования. Это привело к затруднениям в производстве, так как необходимые ресурсы были уведены из запланированных проектов, которые, в свою очередь, не смогли быть сданы в назначенные сроки. Возникли многочисленные диспропорции, расстроившие работу экономики, из-за чего последовали довольно крупные пробелы в снабжении.

Противникам курса реформ это предоставило отличный повод для противостояния Новой экономической системе (НЭС).

К сожалению, поведение секретаря по экономическим вопросам, Гюнтера Миттага, влияло в том же направлении. Он получил не только доверие Вальтера Ульбрихта, поскольку весьма активно содействовал введению НЭС, но и значительную власть, что, по-видимому, вскружило ему голову. Он начал вести себя довольно высокомерно — как сверхуправленец и крупный теоретик политической экономии. Вместо того, чтобы позаботиться о глубокой разработке связанных с НЭС проблем политэкономии (до тех пор недостаточно или совершенно неразработанных), он всё больше разглагольствовал о кибернетике, теории систем, эвристике и прогностике, изображая себя создателем «марксистско-ленинской теории организации», которую он презентовал в качестве научной основы планирования и руководства не только экономикой, но и всем обществом. Герхард Шюрер в своих воспоминаниях верно пишет, что «1969 и 1970 годы стали скверными временами дутых формулировок и размахивания лозунгами о науке, которые на самом деле лишь заводили дело в тупик. Все должны были заниматься кибернетикой, эвристикой, автоматизацией систем и крупными исследованиями»[264].

В то время в берлинском парке Вульхайде была организована выставка, чьей целью было на практике продемонстрировать экономическим функционерам, как могли бы современная информационная техника и способы обработки данных использоваться в планировании, регистрации и управлении экономическими процессами. Однако как раз тогда Миттаг придумал свою «марксистско-ленинскую организационную науку», и теперь ему пришла в голову идея преобразовать это учреждение в «Академию марксистско-ленинских организационных наук». Строительство было начато в большой спешке и при огромной смете. Готовый объект был представлен политбюро с предложением открыть его в качестве академии, на чьи курсы должны по возможности посылаться все высокопоставленные экономические работники. Ведущие сотрудники Института общественных наук при ЦК СЕПГ также были вынуждены изучать новую «науку». Насколько я могу судить, её ядро было позаимствовано из буржуазной теории управления Питера Друкера, которую Миттаг украсил марксистскими терминами. Я столкнулся с немалыми неприятностями, отказавшись принимать участие в этом курсе.