Вошедший сам - [55]
Писала о наркоме просвещения и Зинаида Гиппиус. И не только о нём:
«Но вот прелесть – это наш интернациональный хлыщ – Луначарский. Живёт он в сиянии славы и роскоши, этаким неразвенчанным Хлестаковым. Занимает, благодаря физическому устранению конкурентов, место единственного и первого „писателя земли русской“…
Устроил себе, в здании литературного (всероссийского) комиссариата, и «Дворец искусств». Новую свою «цыпочку», красивую R, поставил комиссаром над всеми цирками. Придумал это потому, что она вообще малограмотна, а любит только лошадей. (Старые жёны министров большевицких чаще всего – отставлены. Даны им различные места, чтоб заняты были, а министры берут себе «цыпочек», которым уже дают места поближе и поважнее.)»
Должность комиссара цирков занимала тогда красивая дрессировщица-одесситка Нина Сергеевна Рукавишникова (девичья фамилия – Зусман), жена поэта и писателя Ивана Сергеевича Рукавишникова (того самого, что возглавлял «Дворец искусств»). Она пользовалась покровительством высоких должностных лиц, и, видимо, поэтому Гиппиус назвала её «цыпочкой» Анатолия Луначарского, который был уже женат на актрисе Наталье Александровне Розенель (девичья фамилия – Сац).
А в РОСТА началась проверка сотрудников на лояльность советской власти. Об этом – Лили Брик:
«Была в нашем отделе и ревизия. Постановили, что Черемных – футурист, и надо его немедленно уволить. Маяковского в этом не заподозрили. Он горячо отстаивал Черемных и отстоял».
Нетрудно себе представить, какое образование было у этих ревизоров. А Маяковского «не заподозрили» потому, что он в штате РОСТА не состоял.
Сентябрь 1919 года подходил к концу, когда в ответ на расстрел видных махновцев анархисты произвели террористический акт. Первый комендант Смольного и Кремля Павел Дмитриевич Мальков вспоминал (в книге «Записки коменданта Кремля»):
«В эти дни, осенью 1919 года, рвался к Москве Деникин. Белые захватили Орёл, взяли Курск, подступали к Туле. Московская партийная организация объявила мобилизацию коммунистов на фронт…
25 сентября в помещении Московского комитета РКП (б), в Леонтьевском переулке, собрался московский партийный актив. Заседание открыл секретарь МК РКП (б) Владимир Михайлович Загорский».
Это был тот самый большевик Загорский (Лубоцкий), с которым сотрудничал, выполняя какие-то его поручения, юный гимназист Владимир Маяковский.
Собрание партийного актива шло своим чередом, когда неожиданно (вновь приводим фрагмент книги Малькова):
«… в окне, выходившем в небольшой сад, с треском лопнуло стекло, и в гущу собравшихся грохнулась, шипя и дымя, большая бомба. Все на мгновение оцепенели, затем шарахнулись к двери, давя и толкая друг друга. Моментально образовалась пробка.
В этот момент прозвучал спокойный решительный голос Загорского:
– Спокойно, товарищи, спокойно. Ничего особенного не случилось. Сейчас мы выясним, в чём дело.
Загорский стремительно встал, вышел из-за стола президиума и уверенно, твёрдыми шагами направился к дымящемуся чудовищу…
Всё это заняло считанные секунды. Загорского отделяло от бомбы пять шагов, три, два… Он протянул руку, стремять вышвырнуть за окно шипящую смерть, уберечь товарищей от страшной гибели, и тут грохнул взрыв…
Двенадцать человек было убито, погибло двенадцать большевиков».
Кто бросил в окно бомбу, никто, конечно же, не видел. Но чекисты быстро вычислили «бомбистов».
Павел Мальков:
«Бывший особняк графини Уваровой, где помещался в 1919 году Московский комитет большевиков, ранее, в 1918 году, занимали ЦК и МК левых эсеров. Кто же, как не они, мог в совершенстве знать дом? Не среди ли левых эсеров следовало искать преступников? Так и поступила ЧК…
Спустя некоторое время после взрыва вся банда была выявлена и ликвидирована».
То есть чекисты «.ликвидировали» левых эсеров. Анархисты оказались, вроде бы, не при чём. И бригада Нестора Махно продолжала сражаться (вместе с Красной армией) с частями белой гвардии.
Белый генерал Деникин, называя махновцев повстанцами, писал в воспоминаниях:
«… в начале октября в руках повстанцев оказались Мелитополь, Бердянск, где они взорвали артиллерийские склады, и Мариуполь – в 100 верстах от Ставки (Таганрога)… Случайные части – местные гарнизоны, запасные батальоны, отряды Государственной стражи, выставленные первоначально против Махно, легко разбивались крупными его бандами. Положение становилось грозным и требовало мер исключительных. Для подавления восстания пришлось, невзирая на серьёзное положение фронта, снимать с него части и использовать все резервы… Это восстание, принявшее такие широкие размеры, расстроило наш тыл и ослабило фронт в наиболее трудное для него время».
На территориях, освобождённых повстанческой армией батьки Махно, организовывались коммуны, помогавшие бедным, восстанавливалось производство товаров и свободная торговля. Был налажен выпуск газет, в которых излагались самые разные мысли и идеи, включая критические замечания в адрес самого гуляйпольского атамана. Не удивительно, что в народе часто распевали ставшую любимой песенку:
