Вошедший сам - [54]

Махновская программа действий была вызовом советской власти. И большевики отдали приказ: «рубить головы!». Тотчас были арестованы и расстреляны несколько ближайших сподвижников Нестора Махно, в том числе и начальник штаба Гуляйпольской повстанческой армии.

Анархисты тут же заявили, что подобные расстрелы без ответа не останутся, и ответ этот будет жесточайшим.

В книге Галины Пржиборовской «Лариса Рейснер» есть эпизод, в котором говорится о том, как работавший в политотделе Волжской флотилии Дмитрий Усов как-то спросил у Ларисы, что бы она сделала, если бы расстрел грозил поэту Гумилёву. Рейснер ответила:

«– Топить я бы его не стала, но палец о палец не ударила бы для его освобождения».

РОСТА и «Стойло»

В сентябре 1919 года в Москве в доме № 37 по улице Тверской появилось новое кафе – «Стойло Пегаса». Оно возникло на месте другого весьма посещавшегося в ту пору кафе «Бом», которое принадлежало одному из популярных музыкальных клоунов-эксцентриков «Бим-Бом» (И.С.Радунский и М.А.Сташевский). Когда хозяин «Бома» из советской России эмигрировал, его детище перешло к имажинистам.

Матвей Ройзман:

«Есенин не только среди своих друзей, знакомых, но часто во всеуслышание, среди посторонних, называл себя хозяином „Стойла Пегаса“… И в то же время всячески подчёркивал, что он, Сергей, богатый человек… Но именно эти заявления Сергея о собственном достатке и его подчёркнутая манера при случае вынимать пачку крупных денег из кармана привлекли к нему нахлебников, любителей выпивки за чужой счёт, которые к тому же норовили взять у него взаймы без отдачи».

Анна Абрамовна Берзинь (речь о ней впереди) поделилась впечатлением, которое произвели на неё Есенин и Мариенгоф, заправлявшие всеми делами в кафе «Стойло Пегаса»:

«Оба они, по неизвестной никому причине, ходили по Тверской и прилегавшим к ней переулкам в цилиндрах, Есенин даже в вечерней накидке, в лакированных туфлях. Белые шарфы подчёркивали их нелепый банальный вид. Эти два молодых человека будто не понимали, как нелепо выглядят они на плохо освещённых замусоренных улицах, такие одинокие в своём франтовстве, смешные в своих претензиях на светскую жизнь, явно подражая каким-то литературным героям из французских романов».

О том, откуда взялись у Есенина и Мариенгофа эти «эксцентричные» цилиндры, рассказал Илья Шнейдер (речь о нём тоже впереди):

«Очутившись, уже не помню, почему, в Петрограде без шляп, Есенин и Мариенгоф безуспешно оббегали магазины. И вдруг обнаружили сиротливо стоящие на пустой полке цилиндры. Один из них Есенин немедленно водрузил себе на голову, а Мариенгофу с его аристократическим профилем и „сам бог велел“ носить цилиндр».

Но вернёмся в «Стойло Пегаса». На стенах кафе оформлявший его Юрий Анненков разместил есенинские строки:

«Плюйся, ветер, охапками листьев, —

Я такой же, как ты, хулиган!..

Не сотрёт меня кличка «поэт».

Я и в песнях, как ты, хулиган».

А у Маяковского, устроившегося работать в РОСТА и получившего отдельную комнату в Лубянском проезде, отношения с Лили Юрьевной наладились.

Михаил Черемных:

«Работать ему помогала Л.Ю.Брик. Он рисовал, а она раскрашивала. У нас были свои названия красок (например, та, которой красились руки и лица, называлась „мордовал“)».

Амшей Маркович Нюренберг (другой художник, тоже пришедший в РОСТА):

«Маяковский делал углём контур, а Л.Ю.Брик заливала рисунок краской».

Но, по утверждению Нюренберга, это случалось не очень часто – «иногда».

О том, что такое «Окна РОСТА», Маяковский чуть позднее говорил:

«Окна РОСТА – фантастическая вещь! Это обслуживание горстью художников, вручную, стапятидесятимиллионного народища.

Это телеграфные вести, моментально переделанные в плакат, это декреты, сейчас же распубликованные частушкой».

Работа в РОСТА стала для Маяковского, пожалуй, первой в его жизни настоящей службой. Такой же, как и у всех россиян. Это были не ночные выступления в кафе и артистических подвальчиках с чтением стихов захмелевшей публике, а ежедневные появления на рабочем месте и выполнение там вполне определённой работы. Хотя официально только один Черемных являлся штатным работником РОСТА, все остальные были внештатными сотрудниками.

Лили Брик:

«Работали беспрерывно. Мы вдвоём с Маяковским поздно оставались в помещении РОСТА, и к телефону подходил Маяковский.

Звонок:

– Кто у вас есть?

– Никого.

– Заведующий есть?

– Нет.

– А кто его замещает?

– Никто.

– Значит, нет никого? Совсем?

– Совсем никого.

– Здорово!

– А кто говорит?

– Ленин.

Трубка повешена. Маяковский долго не мог опомниться».

Сотрудник Агентства

Маяковский, поднабравшийся за время работы «Кафе поэтов» свободолюбивых анархистских взглядов, очень скоро почувствовал, как удалены от масс, как недоступны для рядовых граждан большевистские вожди. Бенгт Янгфельдт приводит такой пример:

«Якобсон вспоминал, что Маяковский в перерыве между плакатами РОСТА нарисовал карикатуру: Красной армии удалось взять крепость, защищённую тремя рядами солдат, в то время как Маяковский тщетно пытается пробиться к Луначарскому, которого охраняют три ряда секретарш».

Когда Маяковский (по его же собственным словам) был просто