Вошедший сам - [53]
Он наладил кремлёвские куранты.
Вот этот художник начал делать от руки окна РОСТА.
Наступал Деникин. Нужно было, чтобы улица не молчала. Окна магазинов были слепы и пусты. В них надо было вытаращить мысль. Первое «Окно сатиры» было вывешено на Тверской улице в августе 1919 года. Через месяц работать начал Маяковский».
Так о приобщении Маяковского к РОСТА писали практически все маяковсковеды. Но не будем забывать, что финансовым директором Российского телеграфного агентства (а пост этот весьма солидный) был тогда Лев Гринкруг, давний приятель Лили Брик, Осипа Брика и Владимира Маяковского. Наверняка именно он и порекомендовал безработному поэту (и художнику) попробовать себя в «Окнах сатиры» в качестве рисовальщика. И представил своего друга Керженцеву. Вот почему Маяковского сразу же подключили к художнику Черемныху.
Сам Михаил Михайлович Черемных (он был старше Маяковского всего на полгода) писал:
«Знакомство моё с Маяковским произошло в Школе живописи, ваяния и зодчества в фигурном классе…
Вторично познакомился я с Маяковским в 1919 году… потому что Маяковский меня не узнал».
Сатирические плакаты, по словам Черемныха, делались следующим образом:
«Приходили телеграммы, их приносили Маяковскому, он выбирал самые нужные, намечал темы, писал текст, раздавал работу нам. Готовые "Окна "утверждал лично Керженцев (зав. РОСТА)».
Лили Брик:
«… вместо одного фельетона или стихотворения и иллюстраций к ним, как делали раньше, стали делать на каждом плакате по нескольку рисунков и с подписями.
Производство разрасталось… За два с половиной года открыли отделения во многих городах».
Маяковский в РОСТА. Москва, 1919 г. Слева направо, стоят: М.М. Черемных, И А. Малютин, Соколовский; сидит: В.В. Маяковский.
Производство плакатов РОСТА (рисунки и подписи к ним) было налажено очень быстро. Наступавший на Москву Деникин сразу же был высмеян двустишием из «Советской азбуки» Маяковского, подкреплённым соответствующим шаржем:
Другой плакат о Деникине:
Далее шли якобы произнесённые Деникиным фразы, которые сопровождались карикатурами. Завершалось «Окно» иллюстрированным четверостишием:
На плакате Маяковского слово «слушайте» (начинавшее фразу) было написано с маленькой буквы, а словечко «аж» разделено надвое. Грамотность поэта (да и Платона Керженцева, утверждавшего плакаты) была, как видим, совсем некудышной.
В это время Яков Блюмкин объявился на Южном фронте. Он начал служить в Красной армии инструктором по разведывательно-террористической деятельности, ему поручили организовать покушение на генерала Деникина и создать партизанские отряды в тылу Белой армии.
А поэта-футуриста Николая Бурлюка вновь мобилизовали в Белую гвардию. За то, что он служил в Красной армии, его разжаловали в рядовые и направили простым телеграфистом в подразделение, воевавшее против Нестора Махно. Как подходят к этой ситуации строки, написанные Николаем несколько лет назад:
18 августа 1919 года газета «Красный меч» (орган Политотдела Особого Корпуса войск В.У.Ч.К.) открывалась передовицей, написанной руководителем Всеукраинской ЧК Мартыном Лацисом. Уже её название нагоняло страх:
«ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ – ЧАСОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ, ОСОБЫЙ КОРПУС – ЕЁ КРАСНЫЙ МЕЧ»
Содержание устрашало ещё больше:
«Меч революции опускается тяжко и сокрушительно.
Рука, которой вверен этот меч, твёрдо и уверенно погружает отточенный клинок в тысячеголовую гидру революции.
Этой гидре нужно рубить головы с таким расчётом, чтобы не вырастали новые: у буржуазной змеи должно быть с корнем вырвано жало, а если нужно, и распорота жадная пасть, вспорота жирная утроба.
У саботирующей, лгущей, предательски прикидывающейся сочувствующей, внеклассовой, интеллигентской спекулянтщины и спекулянтской интеллигентщины должна быть сорвана маска…
Нам всё разрешено, ибо мы первые в мире подняли меч не во имя закрепощения и угнетения кого-либо, а во имя раскрепощения от гнёта и рабства всех…
Кровь? Пусть кровь, если только ею можно выкрасить в алый цвет серо-бело-чёрный штандарт старого разбойного мира».
О латышах-чекистах Мартыне Лацисе и Якове Петерсе Борис Бажанов, познакомившись с ними поближе, чуть позднее написал:
«Это были те самые Лацис и Петерс, на совести которых были жестокие массовые расстрелы на Украине и других местах гражданской войны – число их жертв исчислялось сотнями тысяч. Я ожидал встретить исступлённых, мрачных фанатиков – убийц. К моему великому удивлению эти два латыша были самой обыкновенной мразью, заискивающими и угодливыми маленькими прихвостнями, старающимися предупредить желания партийного начальства».
Но в статье Лациса были не пустые слова – большевикам, в самом деле, повсюду виделись «буржуазные гидры», которым надо было «рубить головы». Так, к примеру, в Революционной повстанческой армии Украины появились свои деньги (с портретом батьки Махно, пришлёпнутым серпом и молотом красного цвета), а сам Нестор Иванович озвучил программу действий, составленную при участии Гроссмана– Рощина и других сподвижников атамана. В программе говорилось о создании самостоятельной крестьянской республики в тылу деникинских войск, об отмене диктатуры пролетариата, о необходимости свержения режима большевиков, установления народной власти и ликвидации эксплуатации крестьянства, а также о защите деревни от голода и политики военного коммунизма.
