Вошь на гребешке - [212]

И все же она добралась.

Так холодно, что сами мысли смерзлись. Отрывать щеку от стужи — больно. Просыпаться невыносимо тяжело. Покой зимы под шубой снега сладок, непокой жизни ужасен, полон мук и не сулит впереди надежного, доброго, постоянного. На пальцах кровь: видимо, щека поцарапана.

— Хватит моргать, — заорали в ухо.

— Вот знакомая ей кайя, — вторят в другое ухо. — Не надо так торопить. Это не ваш замок, и как псарь я...

— Это почти ничей замок, — не унялся первый голос. — Подъем! Живо жить!

— Юг, — с отвращением прошипела Милена.

— Юго-запад, — насмешливо уточнили в ухо, угрожая целости перепонки.

— Тише. Я еще не глухая.

Милена протерла глаза онемелыми пальцами, непослушными, не годными ощущать. В голове крутился вихрь противотока. Стужа обняла еще там, в перемещении, и не отпустила по прибытии. Шею ужалила боль, ожогом по коже растекся кипяток шокового согревания. Кайя — ценный псах, но в зиму она склонна спать, более морозов опасаясь лишь шума. Сейчас на замерзшую кайю орали. Она, бедняга, не могла дозировать лечение, впрыскивая в кровь отраву. Целебную, но ничуть не разбавленную. Милена всхлипнула, зажала уши. Южное самоуправство не иссякло: руки выломали в плечах, на сплошную рану спины, еще недавно сберегаемой крапом, высыпали снег. Стали растирать.

— Быстро, еще быстрее, — требовал тот же голос.

— Зачем? — отчаялась Милена, прекращая сопротивление.

— Я прирезала Бэла, — скороговоркой сообщил голос. — Сперва он вроде очухался, а после скис. Отнесли его в каминный зал, только ему не лучше. Файен синеет и чахнет. Да очнись же!

— Лэти, она старается, — вмешался еще один голос.

Травницу Хрога не узнать невозможно. Милена позволила разжать свои зубы и влить отвар. Давясь и смаргивая слезы, она проглотила кипяток, твердя себе: это лучшая из лекарок севера, а то и всего Нитля. Даже если напиток вкупе с иными применяемыми методами оздоровления похож на изощренную пытку, он не убивает. Надо перетерпеть худшее и дождаться перемен.

Живот согрелся, делаясь комком боли. По позвоночнику взметнулся пожар, ударил в голову похмельем. Милена проверила подвижность шеи, повернув голову направо и налево. Разодрала смерзшиеся веки. Справа была травница. Слева и в стороне топтался Светл, переминался по хрусткому снегу. Ближе остервенело терла руку и плечо хозяйка южного блуждающего Арода. От мысли, что именно она ' зарезала' Бэла, удалось сесть и включиться в мир.

— Так... Далеко до Файена?

— Тебя нашел буг, — сообщила травница. — Игрун, вот он. Мы во дворе замка. Он приволок тебя прямо к воротам.

— Снег в главном дворе? — ужаснулась Милена, кутаясь в меховой плащ и озираясь.

— Зима лютая, ангам не скучно, — сразу согласилась Лэти. — Тебя дотащить? Эй, я согласна принять то, что ты — восток и даже имеешь право жить, если целить годна. Только не мешкай.

Милена кивнула, внимательнее рассмотрела буга, которого едва помнила. Зверь, по осени выведенный из чащи Черной, был бурым, молодым и дурашливо-милым. Отозвался на улыбку и согласился назваться другом, если такие перемены сулят интересные приключения... Этот буг, боевой, с роскошным зимним мехом и серебром в усталом, почти человеческом взгляде — он прожил целую жизнь от осени. Как и сама Милена.

— Дотащи до каминного зала, — попросила бывшая ученица Тэры Арианы. — Сама не дойду. Замерзла.

— Грибница дикая, — прошептал знакомый голос из-за спины Светла. Ружана выглянула и снова спряталась за своего извечного защитника. — Ты знаешь, ты-то знаешь: Бэлу я не враг. Но позвоночник прорублен. Он должен бы умереть по осени, не надейся... Я все уже думала, книги смотрела. Нет способа.

— Умеешь обнадежить, — озлилась Милена.

Как обычно, от слов рыжей травницы аж полыхнуло в голове. Но и это — к пользе. Переделав злость в упорство, Милена вползла на спину буга.

— Где гости? — звонко закричала хозяйка Арода за спиной, найдя себе новое дело. — Где эти ленивые слабаки? Сказано им было: на рассвете!

В ответ 'гости' принялись оправдываться на два голоса. Лэти — а это знал, скорее всего, каждый житель Нитля — обладала самым непоседливым и несносным характером в мире. В любых советах и сборах даймов Арод не принимал участия ни разу во все годы, минувшие от гибели прежнего держателя огнива. Лэти не скрывала того, что совершенно лишена способности разобраться в хитросплетениях игр старых вальзов. Порой она присылала Тоха, до него — старого наставника ангов замка, позже — Роггара. Но сама избегала договоров и обещаний, не поясняя такого поведения. Вспыльчивость и невероятная даже для анга скорость в бою делали опасными попытки повлиять на даму Арода. И вдруг она изменила поведение! Явилась на земли Тэры и распоряжается в её замке! Хуже: судя по шуму, намерена по своей прихоти увеличить число гостей Файена.

— Позже займусь, и внимательно, — пообещала себе Милена.

Пока Игрун двигался к главному зданию, удалось отметить краешком сознания порядок во дворе, многочисленность дозоров на стенах и общее спокойное, сосредоточенное настроение людей. Избыток вальзов: вон у крыльца стоят группой незнакомые, у дальнего на шее, если глаза не врут, тяжелая цепь со знаком. Дайм? Что творится в Файене и сколько тут еще таких же значимых и вполне нежданных гостей? Не важно. Не теперь.