Воры. История организованной преступности в России - [34]
Фарт был очень важен для «вора», хотя бы потому, что в «воровском мире» азартные игры играли очень важную роль. Они помогали не только скоротать время в лагерях, но и, в силу естественной для игр конкуренции, продемонстрировать мастерство, хитрость и честь. Совсем не случайно выражение «держать масть» означало «обладать авторитетом среди других заключенных»[246]. Как уже говорилось выше, неспособность расплатиться по карточным долгам представляла собой одно из самых серьезных нарушений воровского кодекса и приводила к печальным последствиям. В качестве искупления вины от «вора» могли потребовать, чтобы тот перебрался через колючую проволоку и погиб от пули охранника. Впрочем, долги зачастую были символическими: к примеру, два вора могли играть на какую-то вещь другого заключенного, «фраера» или «мужика», а проигравший должен был отнять эту вещь и отдать победителю. Такие игры лишь усиливали насильственные отношения между ворами и всеми остальными. Оказавшийся в тюрьме историк Антон Антонов-Овсеенко рассказывал еще более потрясающую историю об одном блатном, который, проиграв в карты, должен был молчать в течение трех лет. Этот обет сохранялся даже после его перевода в другой лагерь, поскольку он знал, что рассказ о приговоре обязательно дойдет до его новых соседей и что «никто не может уйти от воровского суда»[247].
Азартные игры принимали самые разные формы, от игры в шашки, слепленные из хлебного мякиша, на нацарапанной на земле «доске», до ставок на погоду или на то, кто из охранников будет дежурить в сегодняшний вечер. Однако истинной страстью «воров» были карты. Они имели почти мистическое значение как предвестники будущего (и поэтому так часто встречаются в татуировках). Как-то я разговорился с одним солдатом, брат которого сидел в тюрьме в 1980-е годы, в более щадящие времена, когда заключенные могли открыто владеть колодами карт. Один из сокамерников его брата повесился из-за того, что получил в ходе игры четырех валетов подряд и посчитал это ужасным предзнаменованием[248]. В предшествующие времена сам процесс изготовления колоды карт требовал немалой изобретательности. Бумажные прямоугольники, полученные из бог знает какого источника, склеивались с помощью хлебного мякиша, чтобы получить некое подобие карт, а затем высушивались под шконками. Печатки для обозначения мастей делались из оловянных кружек или кожаных подошв; черные чернила изготавливались из пепла, красные — из глины, крови или стрептомицина (антибиотика, который использовали в лагерях в случаях вспышек туберкулеза)[249]. В особых случаях, когда умельцу перепадали карандаши или чернила (обычно от лояльных к нему представителей администрации), на картах рисовались «рубашки» с тем или иным уровнем мастерства. Карты были не просто приятным развлечением: они считались ценной собственностью и символом удачи и чести, которые воры считали важнейшими элементами своей жизни. Как отмечал журналист и публицист Влас Дорошевич, побывавший на Сахалине, «Это болезнь. Я уже рассказывал о жигане, умиравшем от истощения, от скоротечной чахотки в Корсаковском лазарете. Он проигрывал все — дачку хлеба. Целыми месяцами сидел на одной баланде… в лазарете начал проигрывать лекарства»[250].
Впрочем, ритуалы, игры и татуировки были не единственными маркерами этой субкультуры. «Воры» часто использовали определенный стиль одежды, позволявший отличать их от фраеров и мелких уголовников. Это началось еще до времен ГУЛАГа: в годы Первой мировой войны были популярны офицерские фуражки (что вполне могло служить еще одним проявлением святотатства), затем их сменили кепки. В условиях лагерей возможность достать и сохранить определенную одежду имела особую важность, ведь это говорило об авторитете, связях и крутизне. По свидетельству Варлама Шаламова, в 1940-е годы колымские «воры» носили кожаные кепки и самодельные алюминиевые кресты, а по словам Майкла Соломона, сидевшего после Шаламова, «воры» стали предпочитать плащи — как в силу практичности, так и в качестве противовеса кожаным курткам, которые предпочитали лагерные комиссары[251]. Французский солдат Максимильен де Сантерр, приговоренный к заключению в 1946 году по обвинению в шпионаже, также упоминает кресты, жилетки и рубашки навыпуск[252]. Кепки, жилетки и косоворотки навыпуск присутствуют и в воспоминаниях Георгия Фельдгуна о лагерной жизни 1940-х годов[253].
А еще «воры» любили песни. До прихода в Россию компании Uber, которая изменила мир московских такси, пассажиры зачастую страдали от приторных песен «Радио “Шансон”» — радиостанции, посвященной популярному музыкальному жанру, возникшему под влиянием музыки ГУЛАГа. Жанр «блатной песни» популярен и сейчас. В главе 16 мы поговорим о том, как этот жанр обрел свою популярность, а сейчас упомянем лишь, что для «воров» в ГУЛАГе музыка стала способом безопасного выражения своих чувств, надежд, мечтаний о свободе или, напротив, гнева и отчаяния, присущих жизни внутри «зоны». Вряд ли стоит удивляться тому, что для обозначения преступной жизни часто использовалось выражение «по музыке ходить». Помимо того, что песни помогали убивать время и смиряться с жизнью в ГУЛАГе, они превратились в часть устной истории лагерей, что было особенно важно при отсутствии письменных форм распространения информации. К примеру, песня «Кенгир» рассказывает массу деталей о восстании заключенных в 1954 году. «Хотя враг силен», предупреждает она, «люди порвут свои цепи»
