Воры. История организованной преступности в России - [21]
Дети Сталина
Коммунизм означает не только победу социалистического права, но и победу социализма над любым законодательством.
Павел Стучка, юрист-большевик, 1927 год[159]
Среди татуировок советских преступников-рецидивистов XX века особой популярностью пользовалось изображение Сталина. Даже в основе издевательских татуировок лежало убеждение, что расстрельная команда просто не посмеет стрелять в своего хозяина. Кроме того, в этом выражалось своеобразное преклонение «носителя» перед своим верховным «паханом». В самом начале советской эры, в эпоху дефицита, общей неопределенности и слабости государственных структур, преступность, несмотря на все надежды, что она отомрет как «явление переходного периода», активно расцвела. К началу 1930-х годов статья 49 уже вовсю действовала и на политической арене. В 1932 году органы политического надзора (ОГПУ) выпустили инструкции для работников на местах, в которых говорилось об особо бдительном отношении к преступным и классово-паразитическим элементам и разделении их на новые категории. Так, явные бандиты попадали в одну группу с бездомными детьми[160]. В то время на селе царили голод и хаос. Сталинская коллективизация (которую можно назвать просто-напросто государственным захватом сельхозземель) привела ко всплеску беспризорности. Порой в трудовые лагеря в возрастной категории «около 12 лет» отправляли даже восьмилетних детей, неспособных или не желающих сообщить свой возраст[161]. При этом все более четкой становилась граница между обычной шпаной и людьми, в чьих действиях власти видели политический мотив. Обычные головорезы и бандиты считались классово близкими, «нашими», — то есть нормальными работягами, которые сбились с пути и нуждаются в исправлении. А политически неблагонадежные подвергались особо жестокому обращению, и их отправляли в трудовые лагеря миллионами.
Сталинский водоворот террора наряду с индустриализацией существенно изменил уклад воровского мира. Система трудовых лагерей — ГУЛАГ — стала мощным двигателем на пути к созданию государства нового типа[162]. У этой системы имелись также политические и психологические аспекты: в трудовые лагеря ссылали людей, которые сопротивлялись коллективизации и вообще проявляли опасную независимость взглядов. Их участь служила предупреждением для всех, кто подвергал сомнению действия партии. По большому счету, секрета не делалось ни из арестов, ни из системы ГУЛАГа, ведь его узники работали во всех больших городах (к примеру, силами этих современных рабов был построен великолепный московский метрополитен). Никто не прятал и «столыпинских» вагонов с вооруженной охраной и решетками на окнах, которые цепляли к обычным пассажирским поездам. Аресты производились ранним утром не только из практических соображений (на рассвете люди особенно беззащитны и почти всегда находятся дома). Немалое значение имела и эффектная сторона процесса: приезд «черного воронка» в час, когда на улицах не было ни души, грохот сапог по лестнице, стук в дверь, затем крики детей и протесты перед неизбежным. Арестовать могли одного человека, однако все жители дома тряслись от ужаса и испытывали постыдное облегчение, мол, «на этот раз пронесло».
Созданный Александром Солженицыным убедительный образ «Архипелага ГУЛАГ», «почти невидимой, почти неосязаемой страны» на просторах Советского Союза, может навести на мысль о некой четкой границе между двумя мирами, вроде колючей проволоки. Однако это не вполне верно. Разумеется, тут не обошлось без лагерей со стенами, заборами, воротами и сторожевыми вышками. Но в отдаленных областях страны существовали и лагеря открытого типа, где охрану заменяли сами гигантские расстояния. Были системы трудовых бригад и лагерей на территории городов. Не забудем и о так называемых расконвоированных, имевших право приходить и уходить с работы без конвоя и даже жить за пределами лагеря. За попытку бегства им угрожала потеря этой поблажки и даже новый срок[163]. Существовала и система черного рынка, благодаря которой в лагеря попадали продукты, лекарства и другие товары. В свою очередь различный «дефицит», имевшийся в лагере, продавали окрестным жителям. Как вспоминал узник Сиблага Евсей Львов, «почти все население окрестных поселков ходило в ботинках, штанах, рубахах, шапках и ватниках лагерного образца»
