Воронья Кость - [28]

— Приняв Клятву однажды, нельзя нарушить её, не обратив на себя гнев Одина, — продолжал Воронья Кость. — Христианин тоже может принять Клятву, и оставаться таковым, если сможет — но знайте, что, если нарушите её, Христос не спасет вас от гнева Одина. Так бывало и раньше, и те, кто нарушил Клятву, познали всю боль страданий, и очень сожалели об этом.

— Бог поругаем не бывает[11], — прозвучал голос и Мар обернулся, — это оказался Озур, один из приближённых Балля. Лангбрук — Длинные Ноги, так прозвали его, и Воронья Кость терпеливо слушал его речь, ехидство в его словах накипало, словно пена. В конце концов, Озур сплюнул в погребальный огонь. Воины вздрогнули и заворчали, в их числе и христиане, друзья Гримы, ведь это было оскорблением; если они не одобряли языческий обряд сожжения, то по крайней мере оказывали Гриме честь.

Мар вздохнул. Кто же, как не Озур, ратовавший за Христа горячее, чем этот погребальный костер. Прихвостни Балля собрались за его спиной, чувствуя себя неуютно от того, что их так мало.

— Я не стану поганить рот мерзкими языческими словами твоей клятвы, — заявил Озур в итоге, а затем оглядел лица остальных. — И вы не должны делать этого, это грех, даже для вас, нечестивцев, почитающих идолов.

Глаза воинов сузились, мало кому нравился Озур, и никому из почитателей Тора и Одина не понравился его тон. Воины стали нервно перетаптываться с одной ноги на другую, словно стадо перед бойней, Мар вздохнул еще раз; сегодня было уже достаточно крови и ссор. Время Красных Братьев, конечно же ушло, и им не оставалось ничего, кроме как пойти своим путем, либо вступить в Обетное Братство. В конце концов, у людей вроде них выбор небольшой.

Он произнёс это вслух, удивляясь, что лица повернулись к нему, услышав его речь. Озур нахмурился. Воронья Кость склонил голову набок, словно любопытная птица и одарил Мара улыбкой; ему нравился этот воин, он смотрел на него как на чистое золото и прикидывал, как такой драгоценный человек мог бы пригодиться принцу.

— Ты такой же язычник, — ответил Озур, обращаясь к Мару. — Лишь одному Богу известно, что ты и твой дружок, этот сгоревший дьявол, задумали, но я нисколько не удивлюсь, если ты осквернишь рот этой нечестивой клятвой.

Ярость переполнила Мара, и он уже сжал кулаки и оглядывался в поисках оружия, когда послышался влажный звук металла, вонзающегося в плоть, и люди отпрянули прочь от того места, где стоял Озур. Там осталось лишь двое — один лежал на земле, а второй, которого Воронья Кость и остальные разглядывали в изумлении, — оказался Каупом, он стоял совершенно голый, и казался не более чем тенью во тьме, бледно светились лишь его глаза, которые и выдавали его. Он вынул нож из горла Озура и поднял его тело. Затем сделал три шага и бросил его в костер, полыхнувший искрами.

— Озур беспечен как ребенок, он должен был обратить внимание, что этой ночью меня не было рядом с Маром, — произнес Кауп, густым, низким голосом, его лицо расплылось в улыбке. Затем он кивнул головой на костер и обратился к Вороньей Кости.

— Теперь он лежит в ногах у Гримы. Произнеси вашу клятву, я готов принять её.

Воронья Кость очнулся, сбросил оцепенение и удивление от случившегося, и взглянул на Каупа.

— Но после того, как ты от всего сердца произнесёшь слова Клятвы, ты никогда больше не убьёшь своего побратима, — сказал он.

Он и Кауп долго смотрели друг на друга, и в конце концов, нубиец кивнул. Воронья Кость говорил слова Клятвы, а Кауп повторял за ним, затем перекрестился, чтобы очиститься, и отправился искать одежду. Медленно, по одному, по двое, воины шагали вперед в круг света погребального костра и повторяли слова Клятвы.

"Мы клянемся быть братьями друг другу на кости, крови и железе. Гунгниром, копьем Одина, мы клянемся — да падет на нас его проклятие во всех Девяти мирах и за их пределами, если нарушим эту клятву".

Воронья Кость стоял и выслушивал их, горячий воздух, воняющий маслом и горящей плотью, кружился над ним, будто бы заключая его в объятья. Внезапно наступил резкий момент хеймтры — тоска по былому; по усадьбе Орма — Гестерингу, где ярл приложил немало усилий, чтобы побратимы Обетного Братства отошли от разбоя; но эта затея провалилась, ведь они были викингами, а не фермерами. Теперь в той долине зазеленеют новые травы, распустится новая листва, что будет отбрасывать тень. Фьорд искрится бликами, над гладью вод кричат чайки, набрасываясь на каждого, кто слишком близко приближается к их оставленным без присмотра яйцам. Там стоит добротный длинный дом ярла, и Воронья Кость завидовал Орму.

Воронья Кость желал всё это. Он хотел это и много больше, — владеть огромными наустами — сараями для хранения кораблей, украшенными резными деревянными решетками, такими же искусными, как в христианском кафедральном соборе. Внутри — огромные корабли, а вокруг — корабельные команды из закованных в железо воинов. Столько кораблей и воинов, сколько требуется для того чтобы завоевать королевство.

Воронья Кость задавался вопросом, почему норны привели его именно на этот берег, связав нить его жизни с умирающим Гримой? Я возвеличился, благодаря последнему деянию ярла Красных Братьев — верный знак того, что Один присматривает за мной, как если бы он явил одноглазое лицо в синем небе.