Вороново Крыло - [21]

– Все очень просто, – ответил Шеель, – они сидят по оврагам и лесам и боятся высунуть нос… Второй раз к мосту я решил не возвращаться, переправив хоругвь пятнадцатью милями ниже по течению. На одном из лесных перекрестков мы неожиданно нарвались на вражеский разъезд. Они попытались оторваться, мы погнались за ними и на их спинах ворвались в деревню, где квартировала вражья хоругвь. Мои солдаты рассыпались в боевой ордер, обнажая сабли Враг тоже ощетинился оружием, но почти не нападал и был будто удивлен. Бой затихал, так и начавшись: шорох шагов и топот копыт лишь иногда разбавлялся лязгом стали. Из дома выскочил их гауптман и проорал на всю площадь:

– Да что ж вы делаете!!! Прекратить драку! Гауптман обладал хорошо поставленным командирским голосом и приказ подействовал: оружие никто не спрятал, но и без того вялая драка, теперь сошла на нет. Увидев Шееля, гауптман подбежал к нему и прокричал:

– Да откуда вы свалились? Эй, неизвестный солдат, война закончилась…

– Не понял? – удивился я.

– Да что тут понимать? Три дня назад был подписан мирный договор. Ваши войска отводятся за реку Курух… Что тут рассказывать? У меня на столе должен лежать меморандум… Он действительно нашел лист, в котором излагались основные параграфы нового договора. Обычный мирный договор, закрепляющий новый передел мира. Но в нем были некоторые статьи, которые меня смутили. Особо интересным был седьмой параграф, в котором указывалось, что частям оказавшимся в тылу противника надлежало сдаться в двухдневный срок. При этом сдавшиеся приравнивались к пленным с соответствующими правами и обязанностями, а не сдавшиеся – к бандитам и подлежали уничтожению без суда и следствия… Я прочитал это вслух:

– Поздравляю, – бросил Шеель, – нас предали. Я кивнул – так все и было…

– Да ладно вам, ребята… – быстро заговорил гауптман, будто чем-то испуганный. – я могу принять у вас сдачу, мы ее оформим вчерашним днем… Я посмотрел на Шееля, он отрицательно покачал головой:

– Только без меня. Мой отец семь лет просидел у них в плену… – и вдруг чуть не заплакал: Дже, ты же отпустишь меня?.. Я не хочу, чтобы мой сын вырос военным…

– Шеель, построй хоругвь… Тогда, на площади деревни, в окружении тех, кто был нашим врагом еще час назад, я увидел свою хоругвь по-другому. Другими глазами – хотел сказать я, но это не так. Глаза у меня были те же самые – и те же солдаты. Сбруя все так же была матовой, униформа – темно –зеленой, они не изменились внешне – разве что некоторые отпустили бороды. Но это было обычное дело – на фронте проще с дисциплиной и многие поступали так. Кто, просто так, кто давая обет– останусь живым – сбрею. Их сабли оставались острыми – в их взглядах сквозила сталь. Но уставшие уже не отводил взгляд. Но я чувствовал в воздухе висело еще что-то. Верней – чего-то не было. Пустота. Странная, страшная пустота – «Кано» играло против нас.

– Господа, – сказал я, – война окончена, и если кто-то хочет воткнуть меч в землю здесь и сейчас – то быть посему. Но… – я сделал паузу, подбирая слова, чтобы в моей речи не присутствовало мое мнение. Ничего не шло в голову. Я повернулся к гауптману и забрал из его рук приказ. Я прочитал его весь – от первой до последней строчки. К концу речи мой голос осип и прежде чем откашляться я спросил:

– Ну что будем делать?

– Драться, – бросил кто-то из строя. Но я видел – единства уже не было.

– Господин гауптман согласен принять сдачу… Я не могу здесь приказывать, поэтому решайте сами… Шеель привстал в стременах:

– В задницу! – закричал он. – Идем на прорыв!

– Шеель, успокойся…

– Пора решать, – кажется, сказал я, –что лучше: сделать шаг или остаться на месте… Если кто-то ждет приказа – его не будет. Если кому надоело «Кано»

– так тому и быть… Деревню наша хоругвь покидала поредевшей на треть. Раздел был тягостным – некоторые по несколько раз меняли свое мнение. Двоих раненых я приказал оставить почти насильно – как потом оказалось, одному это спасло жизнь. Потом солдаты долго прощались – обнимались, обменивались адресами, обещали передать весточки близким. С гауптманом я договорился, что мы не будем трогать никого из его людей, он же принимает капитуляцию у оставшихся и дает нам хотя бы два часа, чтобы мы ушли. Гауптман производил впечатление славного малого, каким, наверное и был. Он даже согласился нас проводить за деревню. Пока мы ехали вместе, он сказал примерно следующее:

– Вы храбрые ребята, и я бы не хотел схлестнуться с вами в бою, но вы явно сошли с ума.

– Почему? – спросил Шеель.

– Потому что за вами бросят не линейные части и даже не полевую жандармерию. Это будут каратели. Вы тоже не промах, но когда у вас с ними пойдет заруба, я не поставлю на вас ни шеллонга… Они не солдаты – они убийцы… На том мы и расстались.

Из всех рун «Кано», или по другому – Факел, конечно, не самая плохая. Она означает раскрытие, рассеивание тьмы. Перевернутая руна символизировала начало обновления – разрушение и необходимость жить в пустоте и с пустотой. Пустоты у нас было более чем достаточно – мы двигались во вражеском тылу вторую неделю. После раздела я поменял тактику. Теперь я высылал вперед патрули, и если они кого-то находили, менял дорогу. Теперь я избегал любых столкновений – как бы там ни было, война закончилась. До Курух было уже недалеко, и я строил планы, как нам ее форсировать. О мостах не могло быть и речи – они, наверняка охранялись, переправляться в нижнем течении я бы не рискнул. Поэтому я уводил хоругвь к востоку, туда, где возможно перейти реку в брод. Все было подчинено движению – мы ели на ходу, спали на ходу. Некоторые, чтобы не упасть, привязывали себя к седлам – я сказал, что отставших искать не будем. Запасов у нас уже не было. Иногда в деревнях нам удавалось конфисковать немного провианта, на который Шеель писал расписки и ставил нашу печать. Но мы прекрасно понимали, что вряд ли когда расплатимся по этим обязательствам. Крестьяне в это не верили вовсе и умудрялись все спрятать еще до того, как мы входили в деревню. А, может у них действительно ничего не было – совсем недавно здесь прошли две армии. Хоругвь сжалась и была по численности чуть меньше одной бандеры. Бои в котле, прорыв, затем сдача в плен – все это истощило наши и без того не богатые силы. В одну из ночей пропало три человека – просто исчезли, будто и не было. Остались кони, седла, положенные вместо подушек и одеяла с откинутым краем, будто спящие вышли прогуляться.