Вороново Крыло - [23]

– Вы проиграли, – сказал он. Я кивнул.

– Уходи огородами за речку. Или они тебя тоже убьют. Беги! И я побежал: оттолкнулся от забора и перебежав улицу, перепрыгнул через огорожу в чей-то огород. Я проговорил заклятие, которому меня научили в Корпусе Оборотней. Простое заклинание неполного полиморфизма – использовать более сложные той ночью было опасно. Чтобы лучше видеть в темноте, я сделал себе кошачьи глаза. Я бежал, стараясь чтобы магическое солнце справа. Это был самый нелепый путь для бегства и поэтому я бежал туда. Впереди были болота, которые никто и не думал разведывать. Но справа висел этот проклятый шар – значит угроза шла оттуда. Остальные направления были слишком удобны для отхода, чтобы забыть их перекрыть. Перескочив последний забор я сразу же попал в воду. Уже саженях в двухстах на склонах росли деревья, но все это расстояние занимало болото. И каждый метр этого пути давался мне с трудом. Почти сразу я потерял стилет, а ближе к середине болота утопил правый ботинок. Болото шипело и свистело под ногами. Пару раз что-то холодное и жесткое скользило по моим ногам. Может на какую-то минуту я остановился, чтобы отдохнуть и осмотреться. Магическое солнце уже догорало, но из-за леса все выше и выше карабкалась луна. И я опять шел, падал, полз – плевался грязью и ругательствами. Ближе к лесу текла речушка, вода в ней была медленна и холодна. Но она была неглубокой, и это был, пожалуй, самый простой участок моего пути. Я выполз на берег и опираясь на саблю, вскарабкался по склону. Там меня уже ждали. Их было четверо.

– Смотрите-ка, кто-то еще выбрался… – сказал кто-то. В воздухе загорелся огонек – один из них был магиком. Он стоял за спинами остальных. Я стал в третью позицию. Ответом мне был лязг стали, извлекаемой из ножен.

– Нет, – проговорил магик, – будем брать живым… Я улыбнулся и закрутил мельницу, сделав им шаг навстречу – сдаваться я не собирался. Солдаты начали заходить меня с двух сторон. Но магик проговорил:

– Избавьте меня от этого… Я понял, что это значит и побежал на него. Между нами было шагов десять, но я смог сделать только один. Сабля вдруг стала тяжелой и я рухнул лицом в черную траву.

Умирать лучше днем. Я повторяю эти слова раз за разом, но понимаю, что смерть вольна приходить без приглашения. В свете свечей все кажется неимоверно тяжелым и в то же время хрупким. Длинные тени ложатся на полы и стены, переплетаясь с тьмой. В полумраке расстояния кажутся больше, углы –темнее, направления –размытыми. Воображение рисует всяких химер, что тянут свои щупальца к нам из Великого Ничто. Мы боимся темноты, потому что знаем – в темноту уходят навсегда. Но не всегда у умирающего есть шанс выбрать время своего ухода. Вечером убивает страх перед нарождающейся ночью, кровь стынет в холоде ночи, успокаивая сердце навсегда. Блаженны умершие на рассвете – борьба с тьмой съела все их силы и душа уже не в силах вынести радости. И только днем смерть легка и чиста. Я еще жив – смерть мне еще предстоит. Я знаю: смерть, это то, что случается со всеми. Говорят, перед смертью вспоминают всю свою жизнь. Потом я много раз пересекался со смертью, но всегда вспоминалась только та ночь. Тогда я не хотел умирать, пытаясь дожить до рассвета. Я даже не думал, что утро может быть хуже ночи. Я верил – умирать лучше днем.

Полноту нашего разгрома я понял лишь утром. Я сидел у окна. Мои руки были спеленаты за спиной так, что я не мог пошевелить и пальцем. Я не видел их и даже не чувствовал. Я вообще не был уверен, что они у меня были, но ведь что-то там было связано. За окном была та же деревня, что и вчера. Но сегодня они не была нашей. Улицы хранили следы ночного побоища, и крестьяне из-за оград смотрели на солдат. Мое пробуждение было тяжелым и насильственным. Меня растолкал какой-то солдат и повел на допрос. Хотя о том, куда и зачем меня повели, я узнал когда напротив меня расположился их гауптман. Он поставил на стол оловянную кружку с отваром, потом из своей тубы вытащил походный писчий прибор, и бумаги. Его бумаги были в большинстве своем пусты и он, вытащив перья и открыв чернильницу принялся подготавливать их к заполнению. Наконец, гауптман закончил приготовления и начал со стандартного вопроса:

– Что за часть? По уставу я имел право выдать на допросе свое имя и номер части. Но почему-то мне было наплевать на уставы и я решил, что буду отвечать на то, что посчитаю нужным. Умирать не хотелось вчера ночью, когда я дрался, сегодня пришла какая-то апатия и больше всего я боялся унизиться.

– Вторая отдельная регийская хоругвь, – ответил я с неохотой.

– А вы одеты…

– Я не успел получить униформу…

– Ладно, поверим… Ваше звание и полное имя…

– Лейтенант Дже… – я задумался. Настоящей фамилии говорить не хотелось. Я вспомнил Тронда, но тут мне на ум пришло другое, и я сказал: Кано. Лейтенант Дже Кано, командир хоругви… Гауптман удивленно поднял глаза:

– А сколько вам лет… Я подумал, что имею право ответить на этот вопрос.

– Семнадцать.

– Вы молоды даже для лейтенанта, даже для командира бандеры… Не говоря уже об хоругви.

– Я принял командование уже после окружения. Мой собеседник пожал плечами: