Воробьиная ночь - [22]

— Даже так! А я-то, дурак, думал, что я все время занят тобой, но оказывается чертежи, задачки, магазины — это все я делал для себя!

— Перестань! Если тебе все это настолько в тягость, мог бы и не делать!

Лена вдруг сморщила подбородок, опустила вниз уголки своего ротика и жалобно захныкала.

— Да, конечно, сейчас мы будем реветь, потому что муж достался мерзавец и негодяй и совсем не принц!

— Имей хоть капельку совести!

Женя в ярости пододвинул письменный стол к окну и стал вышагивать из угла в угол комнаты, метая по стенам возмущенный взгляд и сводя и разводя ноздри своего вздернутого носика.

Тетя Соня легонько стукнула кулачком в дверь, просунула свою прилизанную головку и приветливо усмехнулась:

— Чего, милые, не поладили? Хотите котеночка подарю? Ну-ка, иди-ка обнюхай их.

Тетя Соня просунула в щелку малюсенького котеночка на дрожащих ножках и осторожно притворила за собой дверь.

— Какая прелесть!

Лена подбежала к котеночку, подняла на руки и прижала к груди.

— Женька, какая прелесть!

— Не задуши животное.

— Женька, какой он мякенький и тепленький!

— Он, наверно, голодный.

— А мне кажется, что это девочка.

— Да уж девочка. Надо молока ему дать.

— Достань, пожалуйста, из сумки пакет с молоком.

Женя налил блюдечко молока, а Лена поднесла мордочку котенка к белой, возможно еще незнакомой жидкости. Котенок понюхал блюдце, макнул лапу в молоко, мяукнул и попытался опять закопаться в складках мохеровой кофточки Лены.

— Он сытый.

— Она просто еще не умеет пить из блюдца.

— Давай назовем его как-нибудь.

— Ксеня.

— Почему Ксеня?

— Красиво же.

— Ну ладно, дай я его тоже поглажу.

— Только осторожно — она такая хрупкая.

— Да ладно.

*

Света осторожно, чтобы не скрипнула кровать, встала, укрыла всегда мерзнущие ноги мужа пледом, тихонько вышла из спальной на кухню, плотно прикрыла дверь, включила мощный вентилятор, вделанный в форточку, достала из потайного местечка в шкафу с посудой длинную папироску, сладковато пахнущую марихуаной, включила телевизор с видеомагнитофоном и, откинувшись на спинку плетенного кресла и положив ноги на стол, стала смотреть фильм про жизнь мужественных героев в коварном мире заокеанских мегаполисов и медленно втягивать в себя дым, уносящий далеко от Павла Кренделькова, его мамы с получасовыми звонками добрых советов о правильном ведении домашнего хозяйства, сопливого и капризного Мосюсочки, осточертевшей манной каши с борщом, ежедневного реактивного гула пылесоса, сложно программируемой стиральной машины, изматывающих магазинов и всего прочего, сопутствующего счастливой семейной жизни.

*

— Погоди, — сказал Стас и отстранил Валентину.

— Ну ты чего?

— Не видишь что ли Тагирка не спит.

— Как же не спит, Стас? — когда он храпит.

— Дура ты, Валька, я же вижу, что он притворяется.

— Стас, ты опять напился до галлюцинаций!

— Валентина, ты сильно преувеличиваешь.

Стас ткнулся оттопыренными губами в шею Валентины, крепко сжал ее левую грудь, но опять ему показалось, что Тагир Микхатович, пускающий слюни на подушку соседнего дивана, моргает.

— Погоди.

— Ну что, Стас?

— Давай поговорим.

— О чем?

— У вас, что, совсем не лады с Тагиркой?

— Да как обычно все. Вчера, представляешь, ворвался в ванную комнату и стал орать, что я его дрянной бритвой брею подмышки, ну я послала его, конечно, козла этого. Нет, ты только представь — пожалел одноразовую бритву, дешевку эту, которую я же между прочим и покупаю — козел!

— Да, с его стороны это, конечно, свинство.

— Ну его, обними меня.

Стас опять обнял Валентину, лизнул безвкусное округлое плечо и взбил вверх ее плиссированную юбку. Ноги Валентины были белые, полные и гладкие, Стас хотел спросить бреет ли она их тоже Тагиркиной бритвой, но решил, что это будет некорректно. Валентина тяжело прерывисто задышала, Стас стал возиться с пряжкой собственного ремня и, когда, наконец, расстегнул его, ему показалось, что Тагир Микхатович снова ему подмигивает.

— Стас…

— Погоди!

*

Холодильник мелко затрясся и загудел, погудев несколько минут, он опять затрясся и отключился.

Тяжелая капля медленно вбирала в себя воду, потом сползала на краешек крана, плавно срывалась и летела вниз.

Большой рыжий таракан стремительно пробежал по стене, около полотенца, висящего на гвоздике, остановился, поводил усами и побежал дальше к маленькому вентиляционному отверстию под потолком.

Левая рука Игоря свисала со стола, голова лежала около тарелки с черствым хлебом, несколько крошек впилось ему в щеку.

Ирина упала с табурета и, некрасиво раскинув ноги, лежала на полу.

Четыре конфорки безостановочно гнали в комнату легкий бесцветный газ.

*

Я плотно скрутил телогрейку, обвязал ее шпагатом и закинул за левое плечо, немного пораздумывал над пахнущими сосной ящиками, но не решился взять их с собой.

На шестом этаже мне встретился запыхавшийся незлой жилец квартиры номер девяносто пять.

— Пешком поднимаюсь — пора уже и о будущем подумывать.

— Угу.

— А ты что же, Петрович, переезжаешь что ли?

— Угу.

— И куда ты теперь, Петрович?

— В коллектор.

— Ну давай, Петрович.

— Угу.

На втором этаже я протолкнул в почтовый ящик квартиры тридцать семь аккуратно сложенную газету «Известия», а на первом хлопнул входной дверью. Маленькая красная лампочка домофона загорелась, потом погасла.