Вор - [29]

— Питер Пэн,— говорю я.

После пяти секунд молчания она произносит:

— Когда я с тобой, все эмоции, которые я ощущаю, выходят из берегов. Я тону в них. Мне хочется бежать к тебе и убегать одновременно.

— Не надо... не надо убегать. Мы справимся.

— Мы не знаем, как правильно любить друг друга.

— Ерунда,— говорю я ей на ухо.— Ты полна любви, которую не можешь выплеснуть наружу. Некоторые вещи ты не можешь сказать вслух. Я смирился с этим. И теперь понимаю. Мы ранили друг друга. Но, Оливия, мы больше не дети. Я хочу тебя, — отпускаю её и поворачиваю так, что теперь она сидит между моих ног.

Беру её лицо в ладони, запускаю пальцы в волосы и наклоняю к себе. Теперь она не сможет отвернуться.

— Я хочу тебя,— я говорил это прежде, но она не поняла. Она по-прежнему думает, что я брошу её. Как было до этого.

Её нижняя губа дрожит.

— Я хочу от тебя детей, и твою злость, и твои холодные голубые глаза... — я задыхаюсь от слов и отвожу взгляд. Снова смотрю на нее и понимаю, что если не смогу убедить её сейчас, то не смогу никогда. — Я хочу ходить с тобой на званые ужины, разворачивать подарки на Рождество. Хочу спорить с тобой о глупостях и ронять на кровать, чтобы доказать свою правоту. Хочу кидаться тортами и ходить в походы. Я хочу твое будущее, Оливия. Пожалуйста, вернись ко мне.

Она дрожит всем телом. Слезы катятся по щеке, и я ловлю их большим пальцем.

Хватаю её за шею и прижимаю к себе так, что наши лбы соприкасаются. И провожу руками по ее спине.

Она шевелит губами, пытается сформулировать слова, и по выражению на её лице я не могу сказать, хочется ли мне их услышать. Наши носы на одном уровне, и если я придвинусь на полдюйма вперед, мы начнем целоваться. Я жду её.

Наше дыхание сливается. Она хватает мою рубашку и сжимает в руках. Я понимаю, как ей это необходимо. Мне требуется все мое самообладание, чтобы не повалить ее прямо на песок.

Наши грудные клетки поднимаются и опускаются подобно волнам. Я касаюсь её носом, и это рушит её броню. Она обнимает меня за шею, приоткрывает рот и целует меня.

Сколько месяцев я не целовал мою девочку. Кажется, будто это в первый раз. Она отклоняется назад и мне приходится вытянуть голову, чтобы достать до её губ. Мои руки у неё под платьем, поглаживают бедра. Я чувствую материал её трусиков, но держу себя в руках.

Мы целуемся медленно, только губами. Часто отстраняемся друг от друга, чтобы посмотреть в глаза. Её волосы создают занавес между нами и всем миром. Они спадают нам на лица, закрывая все, кроме наших губ.

— Я люблю тебя,— говорит она мне в рот. Я улыбаюсь так широко, что приходится прервать поцелуй. Мы задействуем в поцелуе языки, и желание нарастает. Оливия любит кусаться, когда целуется. И это очень сильно на меня влияет.

Мое сердце — в горле, разум — в штанах, руки — на её платье. Она отталкивается и встает.

— Ничего не будет, пока я не разведусь,— говорит она.— Отвези меня назад.

Я поднимаюсь и притягиваю её к себе.

— Все, что я слышу, это «возьми меня».

Она обхватывает меня за шею, прикусывая зубами нижнюю губу. Я изучаю её лицо.

— Почему ты не краснеешь? Чтобы я ни сказал, ты не смущаешься.

Она ухмыляется.

— Потому что я чертовски крутая.

— Да, ты такая,— нежно говорю я, целуя её в кончик носа.

Мы идем к моей машине. Как только открываем дверцы, у Оливии звонит телефон.

Она достает его из сумки и меняется в лице.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Она отворачивается от меня, её руки застыли в воздухе, всё ещё сжимая телефон.

— Это Ной. Он хочет поговорить.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Ной

Я верчу обручальное кольцо на липкой столешнице. Оно сверкает золотым блеском, делает небольшой пируэт и падает плашмя. Поднимаю его и подкручиваю снова. Бармен в этой дешевой забегаловке смотрит на меня пустым взглядом и наливает ещё пива. Я не просил, но хороший бармен всегда может прочитать желание клиента. Я беру кольцо, кладу его в карман и начинаю медленно пить пиво.

Она не знает, что я вернулся в город. Не уверен, что готов ей об этом сообщить. Четыре дня назад я снял номер в отеле рядом с аэропортом и с тех пор шатаюсь по близлежащим барам. В голове всплывает его образ. Знаю, что она видится с ним. Я даже не злюсь. Я оставил её. Чего я ожидал? Всё началось постепенно. У меня было всё больше и больше командировок за границу, в результате чего я всё чаще и дольше был в отъезде. Это положительно сказывалось на семейном бюджете. Но меня не было рядом в её день рождения, нашу первую годовщину, День благодарения. Я не понимал, что отъезды так сильно могут повлиять на отношения. Разлука заставляет сердце любить ещё сильнее. Ведь так говорят? Оливия никогда не жаловалась. Никогда ни на что не жаловалась. Она была самой сильной, самой независимой девушкой, которую я когда-либо встречал. Несмотря на мое постоянное отсутствие, последней каплей стало то, что я пропустил финальное решение в деле Добсона.

Но Калеб не исчез. И он был первым, к кому она бежала, когда была напугана. Хотелось, чтобы это был я, но не уверен, что у меня хватило бы на это душевных сил. В первую очередь я карьерист. Всегда им был. Меня и сестру вырастила мать. Я часто представлял, каково это — жить с двумя родителями. Не потому, что отчаянно нуждался в отце... я просто хотел, чтобы кто-то заботился о моей матери, как она заботилась о нас.