Вопреки. Том 3 - [35]

«Переизбыток идей и вдохновения сводит с ума». Непроизвольно делаю шаг от Хозяина, а он грустно улыбается.

Не знала, что так могу. Замечала, что если у меня хорошее настроение, то и все вокруг полны энтузиазма и извергают потоки идей, я вдохновляю идеями, хотя и сама их проецирую без конца. Когда-то я объясняла это простым словом «обаяние», или в конце концов «положительная энергетика», но на деле всё немного сложнее.

Недальновидно было упустить вторую сторону медали, ведь у всего сущего есть две точки обзора: «Бог дал, Бог взял» — из той самой оперы. На хорошее настроение всегда есть плохое, и во втором случае я чаще всего предусмотрительно забивалась в угол, чтобы никого не заразить, и, как оказалось, не зря.

Я смотрю на людей вокруг и пытаюсь понять, что же конкретно я с ними делаю.

Артемис. Был неуклюжим неотёсанным парнем, наугад идущим неведомыми путями, следующие шаги мы делали вместе, и он вдруг стал демонстрировать не весть откуда пробившим фонтаном талантов, которые никто не видел. А сейчас очевидно то, что Артемис набирает силы для какого-то нового, уже самостоятельного от меня шага, в предвкушении которого по моей спине идут мурашки.

Лорд Блэквелл. Был великим дальновидным стратегом, целенаправленно идущим по тропе войны. Остался таким же безупречным, но… пошёл другим путём, ведущим к самоубийству.

Он назвал меня Путеводной Звездой.

— Зачем вы идёте за мной? — спросила я то, что внезапно мелькнуло в моей голове в память о примере Квин. Она говорила, что освещает мой путь, но я делаю шаг и веду за собой других.

— Алиса… — тихо сказал Хозяин, — Я иду в темноте на ощупь. Я рождён Квинтэссенцией, поэтому всегда ориентировался в этой темноте лучше других: у меня хорошая интуиция, хорошее осязание, обоняние, но я всё же слеп, ведь та Квинтэссенция, к которой привык я ещё в утробе матери была значительно слабее, чем-то, с чем я сталкиваюсь сейчас.

— Стоп. Вы — прирождённый стратег, ваши таланты не зависят от Пятой Стихии. То, что вызывает у меня самовозгорание мозга, для вас как дважды два.

— Я могу просчитать развитие событий, предугадать поведение людей за долго до того, как они примут решение. Люди принюхиваются к пище в порыве попробовать её на вкус, а я её уже попробовал, переживал, переварил и… в общем ты поняла. Это просто, когда дело касается людей, их трусости и алчности. В геополитике я ориентируюсь без чьей-либо подсказки, ведь вся она — плод деятельности человека. Но мы говорим о магии, о воле случая, о том, от чего никто не застрахован. Сегодня я еду на коне с флагом по земле побеждённого противника с чёткой уверенностью в завтрашнем дне, ведь просчитал всё с погрешностью до доли секунды, но завтра так и не настанет, потому что внезапно давлюсь карамельной, которую в этот момент держу за щекой.

Образно, ёмко. Мне и вправду приходят неосознанные решения, оглашение которых кажутся нелепыми до поры до времени. Как сегодня с Марком, когда я говорила странные вещи, но мне они казались такими… реальными! А предчувствие перед битвой за Мордвин?

Снова пауза, после которой голос Хозяина продолжил излагать мысли.

— Когда отказывает один орган чувств, все другие обостряются, но ты слепишь, освящая те пути, которых я даже не знал.

— То есть «эпическое самоубийство» — дорога, проложенная мною? — мой голос прозвучал хрипло, потому что это было больно осознавать, но Хозяин почему-то засмеялся:

— Нет! Нет, нет и ещё раз нет! Это моя давняя мечта, которую ты нагло у меня забрала.

— «Мечта»? Люди мечтают о мире во всём мире, о Ламборджини Диабло, катаясь на «Ваз 2110», или об урожае в засуху, но не о самоубийстве!

— Каждому своё, искорка. — он пожал плечами, наблюдая за гостями в зале.

— И что, других грёз у вас нет?

— Ммм… — задумчиво проурчал он, по-прежнему на меня не глядя, — Сейчас мне очень хочется нагнуть тебя раком. И это устойчивое желание.

От неожиданности я поперхнулась виски, и оно пошло через нос — не самое приятное ощущение. По спине постучала чужая рука — ещё одно неприятное ощущение, потому что я ненавижу, когда меня касаются чужие люди. Хотелось оторвать ту руку, что только что лежала на моей спине, но пришлось сдержаться.

— Познакомь меня со своей цыганкой, Блэквелл, и я твой должник, — слышу я шёпот одного высокого блондинистого молодого человека.

В его карих глазах нет ничего внушающего надежду на спасение человечества от гиены огненной: он пустой, алчный и подлый. С ним два мужчины совсем не запоминающейся наружности и женщина (вот у кого цыганские корни, а вовсе не у меня!) Красивая молодая женщина с очень смуглой кожей, тёмными пушистыми вьющимися волосами, красивым лицом и голубыми глазами. Очень красивая, но через чур худая, ведь намёка на женские формы у неё и в помине нет.

— Ловлю на слове, — говорит в это время Хозяин, — Энтони, это Леди Алиса Лефрой; Алиса, это Лорд Энтони Саммерс из Кэмптона с супругой Линорой Деметрией Саммерс, — он сделал паузу и посмотрел на Линору как-то задумчиво.

О чём он думал я без малейшего понятия, но Баронесса пялилась на него так откровенно и пошло, что я хотела сделать ей лоботомию. Эта тварь не стеснялась своего мужа, всё в ней (поза, мимика, взгляды, вздохи) говорили Винсенту «Возьми меня!». Лоботомии мало, ещё препарировать, линчевать и…