Он бежал уже четвёртые сутки. Это был абсолютный рекорд. Никто и никогда не проделывал ничего подобного. Да и он сам ни за что не согласился бы поставить этот рекорд. Изредка бывали случаи, когда некоторые умудрялись убегать в течение двух суток. Истории об этих походах потом передавались из уст в уста десятки лет, а охотник, спасшийся бегством, долгие годы считался героем. Раз в год кто-то из охотников уносил ноги более двадцати часов. Старейшины утверждали, что в стародавние времена один из охотников убегал трое суток! Великий охотник, не чета нынешним бездельникам, норовящим погибнуть в первом же одиночном походе. Но чтоб четверо суток – это просто невозможно. Да, он раньше и сам так считал, да вот, оказывается, не прав был. Впрочем, это было не единственное достижение в этом походе. Его преследователь тоже демонстрировал чудеса выносливости. А ведь так хорошо всё начиналось…
* * *
Утро выдалось просто замечательное. Охотник подошёл к опушке и обернулся. На поляне, на берегу небольшой речушки оставался его дом. Жена и дети ещё спали, когда он уходил. Точнее, спали только дети. Жена всегда провожала его в поход таким странным способом. Она не спала, он это точно знал, но, уличить её в этом не смог ни разу.
Охотник мог проснуться в любой нужный момент. Так и сегодня ему необходимо было встать за час до восхода солнца, и вот сейчас, он стоял на опушке, глядя, как ярко-красный диск выползает из-за горизонта.
Каждый раз, когда просыпался перед охотой, он вслушивался в мерное дыхание лежащей рядом половинки и готов был поклясться, что супруга не спала, но проверить это не решился ни разу. Ведь стоит жене проститься с мужем непосредственно перед походом, пусть даже взглядом, и он точно с охоты не вернётся. По крайней мере, ещё ни один охотник не смог похвастаться тем, что простился с супругой и вернуться из похода. Хотя те, кто говорил с женой, или смотрел ей в глаза перед охотой, иногда встречались, но это были последние случаи, когда их видели живыми. Жена охотника, конечно, знала об этом.
Желание поцеловать и страх разбудить боролись между собой некоторое время. В результате, как и в предыдущие походы, побеждало бездействие. Он слушал ровное дыхание – когда она спала, дыхание было безмятежным, более открытым, а когда он уходил, тихим, скрытным, взволнованным. Прислушивался к биению её сердца, которое колотилось намного быстрее его собственного, и гораздо громче. В такие моменты он думал, что, если она разлюбит, будет достаточно просто открыть глаза.
Охотник последний раз взглянул на выползающее солнце и направился в глубь леса. Он очень любил это время суток. Природа просыпалась, чуть приоткрывала глаза и потягивалась. Неугомонные птички вовсю распевали свои незатейливые песенки. Иногда он подпевал им, вводя в заблуждение тех, кому предназначались весёлые трели. Спустившись в подлесок и распознав подделку, они возмущённо разлетались в разные стороны.
Охотник всей грудью вдыхал ароматы леса и свежесть прохладного утра и двигался дальше. Тропинка, видимая только ему, уводила в темноту. Когда солнце поднимется ещё выше, здесь будет светлее, но пока мягкий полумрак цепко держался за густой подлесок.
Петляя между исполинскими деревьями, он, улыбаясь, созерцал окружающее великолепие. Чтобы ненароком не спугнуть кажущуюся такой хрупкой безмятежность, он старался ступать как можно тише, а это он умел великолепно. Охотник не слышал звука своих шагов, хотя мог уловить каждый взмах пролетающей над деревьями птицы.
Тем временем, лес продолжал пробуждаться ото сна. Песни птиц звучали всё громче, поднявшийся ветерок зашелестел листьями на верхушках деревьев, хрустнула сухая ветка под лапкой зазевавшейся спросонья белки. Яркие утренние лучи начали разгонять приятный сумрак. Капельки росы, улавливая их, разбросали повсюду миниатюрных солнечных зайчиков.
Охотник закрыл глаза и перешёл на лёгкий бег. В лесу он мог ориентироваться и без помощи зрения. Слуха и обоняния ему вполне было достаточно. Сердце забилось чаще, и он ускорил бег, чтоб каждый удар совпадал с касанием земли. Так, на бегу уклоняясь от норовящих оцарапать лицо веток, он продолжал углубляться в чащу леса.
Вскоре солнце поднялось на столько высоко, что слепило даже сквозь закрытые веки. Приближался полдень, а до места охоты не пройдено даже половины пути. Пришлось ускорить бег. Теперь без помощи зрения обойтись уже не получалось, и острые лучи сквозь чуть приоткрытые веки впились в зрачки. Впрочем, через пару секунд они утратили свою остроту и глаза открылись значительно шире.
Окружающий лес тоже менялся всё быстрее. Пышный зелёный подлесок уступил место чахлым коричневато-серым веткам, пробивающимся у корней деревьев-великанов. Чаще стали попадаться стволы упавших гигантов и созданные ими оазисы молодой поросли, дерущейся за право занять освободившиеся места под солнцем.
Иногда стали попадаться небольшие поляны, он помнил их все наперечёт. Когда-то давно, так давно, что теперь уже и не осталось тех, кто помнит те времена, здесь охотились его предки. Их жизнь была намного опаснее, раз им приходилось охотиться так близко от дома.
