Вольтер - [32]

Он занимается и чужими делами, что, по сути, означает то же самое. Хлопочет о молодом талантливом автоле, помогает протеже друга, советника Руанского парламента, Сидевиля, молодому издателю Жору.

Заводятся новые светские связи, как будто и не было палок шести лакеев кавалера де Роана, предательства герцога де Сюлли и других грансеньёров либертенов. Фамилии, правда, другие. Вольтер теперь приближенное лицо маркиза де Клерман, добрый знакомый министра Рулье. Можно ли назвать их друзьями? Друг — д’Аржанталь. Как хорошо, что он есть, что он здесь, всегда рядом, ангел-хранитель! Какие ценные советы дает он для каждой новой трагедии, которую посылает ему Вольтер в первоначальном варианте!

Первое письмо из Парижа, опять по-английски, Вольтер отправляет Тьерьо и до сентября почти никому больше не пишет. Очень важно понимание дружбы — Вольтер больше всего ценит умение хранить тайны. Пусть герцог Ришелье, «узнав, что я пишу Вам… на меня рассердится, имея к тому основания. Но сознаюсь, я ценю друга больше, чем герцога».

Между тем Ришелье его не предавал злополучной зимой 1725-го и весной 1726-го и сам тогда же был заключен в Бастилию из-за неудачной любовной истории. Позже Вольтер займется устройством его свадьбы с мадемуазель де Гиз и даже навлечет этим на себя недовольство гордого лотарингского рода. И потом поэт найдет убежище в замке герцога — Монж, в Бургундии, и дружба их продолжится на десятилетия и десятилетня.

Но пока он предпочитает разночинца аристократу и признается Тьерьо, что тот единственный человек, которого он хотел бы видеть.

Однако видит и других. Он ведет как бы двойную жизнь — истинную и камуфляжную. Почему? Почему может показаться, что он и не уезжал на три года, не брал английских уроков? Секрет в том, что не изменился Париж. «Здесь говорят только о Риме, об янсенистах, о папском декрете, об изгнаниях и арестах. Одно только собрание епископов повлекло за собой двадцать тысяч ордеров на аресты», — жалуется он в одном из писем. В других жалуется еще на многое.

В жизни истинной занимают большое место возобновившаяся сразу же после его возвращения давняя дружба с Адриенной Лекуврер и смешанное с горем от постигшей ее через год смерти, такой внезапной и преждевременной, оскорбление, нанесенное посмертным надругательством над телом покойной.

Отношения их были сложными и неровными. Вначале была не только дружба. Но пылкое сердце Адриенны требовало героев не одной душой, но и внешностью воинов. А Вольтер, тщедушный, тонкогубый и в молодости некрасивый, своим обликом на героя нисколько не походил. Дружба их тоже перемежалась размолвками. Но какое это имело значение?! Адриенна от природы была наделена таким благородством чувств, такой непоколебимой и бесстрашной дружеской верностью. Она была сиделкой Вольтера, когда он болел ветряной оспой — болезнью по тем временам не только заразительной, но и опасной. Она упала в обморок, когда кавалер де Роан занес над Вольтером палку. А темперамент, внутренний огонь сделали Адриенну великой трагической актрисой. Они с Вольтером были связаны и совместной работой и не раз делили радость успеха и горечь неудач.

Этот огонь и сжег ее в возрасте тридцати восьми лет. Слабая здоровьем с юности, и, тяжело заболев, она, как некогда Мольер, не оставляла сцены. Последним ее спектаклем, 15 мая 1730 года, был «Эдип» Вольтера, где она играла Иокасту с самой премьеры. После этого спектакля Адриенна слегла, чтобы больше уже не встать…

Вольтер не забыл, чем был ей обязан, и вместе с ее последним возлюбленным, Морисом Саксонским, и графом д’Аржанталем четыре дня не отходил от постели больной. На его руках и руках Мориса Саксонского она и скончалась утром 20 мая.

Казалось, было бы так естественно, если бы Адриенна Лекуврер удостоилась самых почетных похорон. На следующий день Комеди франсез отменила спектакль, и у дверей театра висела траурная афиша. Парижская публика ее боготворила. Но в тогдашней Франции профессия покойницы считалась презренной. Католическая церковь отказывала актерам в христианском погребении, если они на смертном одре не отрекались от греховного лицедейства. Опоздал ли приглашенный к ней перед смертью священник или она отказалась признать грехом свое святое искусство — версии и по этому поводу разные, — на «освященной земле» она вечного покоя найти не могла. Был иной выход — торжественные гражданские похороны: их не раз удостаивались великие актеры. Но известный нам комиссар полиции месье Эро, опасаясь, что они соберут слишком много публики и вызовут нежелательный взрыв страстей — чего доброго, раздадутся голоса и против святой церкви, — предпочел, заручившись согласием правительства, распорядиться иначе. Тело великой актрисы даже не положили в гроб, а завернули в мешковину и ночью, тайком, в полицейской карете вывезли на пустырь на берегу Сены. Яма была уже приготовлена. В нее молча опустили останки, засыпали негашеной известью и сровняли землю. По выражению Вольтера, тело было «выброшено как груда хлама». Кроме полиции, на этих похоронах не было никого…

22 марта на траурном собрании возмущенных чудовищным надругательством актеров Комеди франсез Вольтер выступил с гневной речью, где требовал от всей труппы, чтобы она отказалась играть до тех пор, пока ей, состоящей на жалованье у короля, не гарантируют тех же прав, что всем прочим подданным, и не являющимся слугами его величества. Актеры согласились, но практических последствий это, увы, не вызвало.