Вольтер - [159]

Несомненно, парижское духовенство весной 1778 года делало все, чтобы одержать над ним победу хотя бы перед самой смертью. Существует немало версий, отличающихся главным образом в подробностях, того, как сперва Вольтер исповедался аббату Готье, иные ошибочно называют его кюре прихода святого Сульпиция, к которому относилась улица Бон, но за день или за два до смерти на вопрос — неважно какого именно духовного лица, — верит ли он в божественность Иисуса Христа, ответил просьбой дать ему умереть спокойно.

Естественно, что мы больше всего доверяем подлинным документам и письмам. В приложениях к 98-му тому «Корреспонденции» находим следующую бумагу самого Вольтера от 2 марта 1778 года: «Я, нижеподписавшийся, заявляю, что, страдая в течение четырех дней от кровопусканий, в возрасте восьмидесяти четырех лет, не имел возможности посетить церковь. Месье кюре святого Сульпиция поступил’ очень хорошо, добавив к своим благим делам еще и то, что направил ко мне месье аббата Готье, священника. Я у него исповедался, и, если бог допустит, умру в святой религии, в которой родился, надеясь, что божественное милосердие соблаговолит отпустить мне мои прегрешения, так, как если бы я никогда не ссорился с церковью, не прося прощения у бога…» Во втором документе: «В доме маркиза де Вийет. Месье аббат Готье, мой исповедник, меня уведомил, в определенных кругах говорят — я протестую против всего, что сделал перед лицом смерти. Заявляю, я не давал к этому поводов, и это старая шутка, очень лживая, которую проделывали со многими учеными, более просвещенными, чем я».

Заявления адресованы месье аббату Готье. Кем был этот исповедник Вольтера, побудивший его написать отречение? Брейлсфорд называет Готье бывшим иезуитом, а тогда — капелланом больницы для неизлечимых. Нет оснований не верить современному оксфордскому ученому. Так же как другие биографы, Адольф Мейер, например, Брейлсфорд свидетельствует, что Готье первый написал Вольтеру, выразив пожелание очистить его бессмертную душу от всех ее прегрешений и предложив свои услуги. Это подтверждают письмо Готье от 20 февраля и ответ Вольтера: «Ваше письмо показывает, что оно написано хорошим человеком». Затем, приведя свой девиз «Бог и свобода», Вольтер переходит к следующему: «№не — восемьдесят четыре. Скоро я должен предстать перед создателем всего существующего. Если Вы имеете что сказать мне, мой долг принять Вас».

Любопытную подробность сообщает Брейлсфорд дальше. Между парижскими священниками, несомненно, разгорелась конкуренция, кому из них удастся добиться исповеди архидепста на его смертном ложе. Приходский священник, считая своей должностной привилегией выдавать каждому отходящему его прихода пропуск в иной мир, однако, выбрал для такой труднейшей души, как душа Вольтера, капеллана больницы неизлечимых, — утверждает исследователь. На самом деле, очевидно, дело обстояло сложнее. Готье проявил и личную инициативу, и, как свидетельствуют многие, получил прямые или косвенные указания парижского архиепископа. Но аббат, сумев расположить к себе Вольтера, достиг общей цели духовенства. Тогда кюре прихода святого Сульпиция и решил воспользоваться его успехом.

Очевидно, Готье добился своего тоже не сразу. У нас нет оснований не доверять Ваньеру, свидетельствующему, что в первое посещение аббата на его предложение исповедаться Вольтер ответил — он любит бога, но не нуждается в посредничестве священников. Когда обескураженный аббат ушел и секретарь спросил о нем своего патрона, тот сказал:

— Вероятно, он хороший человек, что не мешает ему быть старым идиотом.

Один из крупнейших немецких вольтеристов конца прошлого и начала нашего века, доктор Давид Фридрих Штраус, ошибается, говоря, что Вольтер написал свое кредо «Я умираю с верой в бога, любовью к моим друзьям, без ненависти к моим врагам и проклиная суеверия» (подлинник хранится в парижской Национальной библиотеке) по просьбе возмущенного протестанта Ваньера, после того, как дал или отправил аббату Готье заявление, что желает умереть в вере, в которой родился. Кредо датировано 28 февраля, то есть двумя днями раньше. (У Штрауса много и других неточностей.)

Это, конечно, мелочь. Гораздо важнее ответить на вопрос, почему Вольтер согласился пе только исповедоваться, но и дать в руки церкви такие документы. Разгадка в том, что он боялся повторить посмертную участь Адриенны Лекуврер и не придавал значения своему поступку.

Есть несколько версий ответа Вольтера на вопрос, почему он примирился с Гадиной. Но во всех вариантах этой фразы есть упоминание о том, что если бы он родился у берегов Ганга, то умер бы, соблюдая обычаи браминов, даже «с коровьим хвостом в руке». Различие лишь в том, что у одних биографов он так сказал аббату Готье, объясняя, почему хочет умереть в лоне католической церкви… У Штрауса он так ответил одному из своих друзей, предпослав фразе про коровий хвост другую: «С волками жить — по-волчьи выть».

Но все биографы, называя разных священников, и у одних — накануне, у других — за два дня до смерти, сходятся на том, что Вольтер одинаково отвечает на один и тот же вопрос, признает ли он божественность Спасителя: «Дайте мне умереть спокойно».