Вольтер - [149]

Очевидно, распространился снова слух о кончине великого человека, а может быть, просто преклонный возраст и все ухудшающееся состояние здоровья «больного из Ферне» побуждали Людовика XVI принять все меры, чтобы оградить суверенов, дворы, правительства, религию, нравы от разрушительного и после смерти автора действия философских, исторических, литературных сочинений Вольтера. Так или иначе, 19 июля Людовик XVI отправляет его семье и наследникам еще один приказ: открыть исполнителям королевской воли все комнаты, кабинет, отпереть шкафы и ящики.

Продолжает столь же решительно действовать и Бертен. Вот его приказы, о которых он доложил королю. 19 июля извещает о том же Фабри, упомянув и французского резидента Энона, который тоже, очевидно, должен принять участие в обыске и конфискации. И тут же пишет правителю Бургундии, Антуану Жану Амело де Шейу: «Король мне приказал адресовать Вам пакет с полномочиями относительно соседа Женевы».

Не менее важна еще одна инструкция Бертена от того же числа Шейу — чтобы, получив пакет, не терял времени… Фабри же он предусмотрительно предупреждает, чтобы не приступал к исполнению приказа, пока Вольтер жив, и хранил тайну.

ГЛАВА 2 ПОСЛЕДНИЕ ЗАБОТЫ

1776 год, 5 августа Лекен пишет: «Я вижу самое большое чудо нашего века — месье де Вольтера в его восемьдесят три (восемьдесят два. — А. А.) года… Вот чему я был свидетелем с моего приезда в замок Ферне… Трудно поверить в то, что этот любезный и респектабельный старик еще делает в своем возрасте. Он работает за столом регулярно по десять часов в день. Но литература не мешает ему заниматься ни колонией, ни коммерцией, всеми способами приносить людям добро, удачу, доставлять им удовольствия. И в то же время он — управитель своего дома, его метрдотель, комендант, заботящийся обо всех там живущих. Я не в состоянии рассказать Вам во всех подробностях, чего только не приходит ему в голову и как он совмещает то, что, казалось бы, несовместимо. Ни одно его занятие, ни одна забота не заставляет его забыть о других. Сейчас он подводит итоги ужасного процесса, который выиграл в парламенте Дижона».

Читаем дальше. Не случайно сам великий актер еще раз в Ферне. «Вольтер занят и театром, и это удовольствие захватывает всех окружающих. Уже одно созерцание зрителей — картина единственная в своем роде. Это и восхищение пьесой, и почтение к ее автору, и которые иллюзии (последнее сказано, очевидно, потому, что играет сам Лекен. — А. А.) относительно очарования спектакля».

Театральный зал достаточно красив, хотя и не так роскошен, как полагает сам месье де Вольтер… (Отзывы его о своих театрах в Турне и Ферне мы знаем.) И тем не менее избалованный зданием Комеди франсез и другими превосходными театрами Лекен не может не признать: «Как удивительно встретить это прелестное «нечто» в ста пятидесяти лье от Парижа, в деревне, насчитывающей всего тысячу триста жителей, в то время когда большая часть самых крупных городов не имеет ничего, кроме «конюшен», которые служат для игры в лапту и для представлений шедевров человеческого духа».

В заключение Лекен рассказывает, что Вольтеру «нравится общество, к счастью малочисленное (теперь! — А, А.), Ферне. Оно состоит из мадам Сен-Жюльен, аббата Котье, меня, жителей замка». И под самый конец автор выражает сожаление, что «д’Аржанталь (очевидно, письмо ему: адресат не указан. — А. А.) не видел своего друга во всем блеске славы».

О молодости «больного старика из Ферне», как постоянно называл себя Вольтер в последние годы жизни, говорят и другие. Маркиза дю Деффан выразилась кратко и очень точно: «Я верю больше его духу, чем его метрике». Тогда, правда, Вольтеру было восемьдесят.

И все-таки, поражая всех неиссякаемой энергией, не прекращая бесчисленных и разнообразнейших занятий, он не может не ощущать бремени своего возраста и все слабеющего здоровья. 5 сентября 1777 года в ответ на письмо д’Аржанталя, где тот дает советы, как улучшить его трагедию, Вольтер пишет: «Месье, граф Сиракуз[2], Вы воздаете мне слишком много… Я часто в состоянии хаоса от множества моих дел, множества моих лет, и болезней, и общей слабости. Ничто не может быть интереснее, чем решить задачу, которую Вы мне задали… но, чтобы я мог выполнить Ваши указания, нужно, чтобы Вы забрали у меня лет тридцать и наградили меня новыми талантами…»

Помимо ложных слухов о смерти Вольтера, костлявая старуха не раз заносила над ним свою косу. В 1773-м он был так болен, что д’Аламбер, беспокоясь и горюя, даже не рисковал писать самому своему старшему другу. Лишь получив более или менее обнадеживающий ответ на два своих письма мадам Дени, пишет ему: «Берегите себя!»

У д’Аламбера были основания тревожиться… 3 мая мадам Дени извещала врача округа Жекс — необходимо его присутствие в Ферне, со всеми лекарствами…

К счастью, 8 мая Вольтер мог уже сам написать д’Аламберу: «На этот раз я выздоровел». Но сколько еще раз будут все основания думать, что его дни сочтены!

Нельзя забывать и о том, что все слабеет и слабеет его зрение. Глазам вредна ослепительная, в буквальном смысле, белизна альпийских снегов, а он уже много лет живет у подножья горы Юра. Еще в 1763-м Вольтер жаловался кардиналу Берни: << Я все время понемногу слепну, но отношусь к этому терпеливо. Говорят, что снега Альп оказывают мне плохую услугу».