Волшебный лес - [33]

— Что ты сочиняешь? — откликнулся Антисфен, летевший рядом со мною.

А Панеций, визжа и смеясь, сказал, что мы наедимся вволю, как только доберемся туда.

Мы летели очень быстро еще и потому, что дыхание моря наполняло ночь прохладой. Рыб видно не было, наверно, мы не могли их разглядеть с нашей высоты, а по волнам пробегала обманчивая мелкая рябь.

— Где остановимся? — спросил Аполлодор.

Мы опустились на остров, где над темной низиной, заросшей ежевикой и кактусами, возвышался гребень горы. Посмотрев на небо, мы рассчитали дальнейшее направление полета по луне — она все еще была далеко.

Антисфен, задрав голову, говорил, что на этаких высотах уже нельзя определить, где верх, а где низ, поскольку вселенная тождественна себе во всех своих областях.

А Панеций отстаивал свою теорию луны-лепешки, пригодной лишь к тому, чтобы клевать ее и с боков и посредине; он приплясывал в воздухе, веселый, живой, неутомимый, ухитрявшийся перепрыгивать из верхнего слоя воздуха в нижний.

Мы летели всю ночь. Луна зашла с противоположной стороны, но мы знали, что она снова взойдет там, впереди, где горизонт перед рассветом стал белеть.

— Пора отдохнуть, — посоветовал Антисфен.

И, остановившись посреди круга, который он очертил взмахами крыльев, он указал нам атолл, смутно видневшийся невдалеке внизу.

Там нас ждало необычное приключение. Мы парили в воздухе, слегка раскачиваясь то вперед — при взмахе крыльев, то назад — от дувшего нам навстречу бриза. Мы вознесли хвалы небу, когда увидели на острове леса, тропинки, быстрые реки, казавшиеся темно-лиловыми в неверном свете зари.

— Как здесь чудесно, — заметил Аполлодор.

Чтобы размяться, мы не спеша облетели этот клочок земли, окруженный скалистой грядой и весь потонувший в густом тумане.

Панеций пел, как поют дятлы, подражая разным птицам; стремительно пролетая между нами, складывал одно крыло, чтобы показать свою удаль и чтобы другим крылом тут же чиркнуть у нас под хвостом.

Мы опустились в рощицу, где среди крохотных озер суетливо носились стрекозы и водяные птицы. Отыскали себе большой куст боярышника, забрались в него (боязливый Аполлодор попросился в самую середку), и я не в силах описать вам, как радовались мы этому желанному пристанищу.

Проспали мы долго. Поутру позавтракали рыбами, равнодушно высунувшими головы на поверхность озерца: глупые, они не знали, что, помимо их однообразных и холодных игр, от века неизменных, у них на острове может происходить и что-то еще, что-то совсем новое. Лучше всех с этим управлялся, конечно, Панеций — он мгновенно хватал длинным клювом рыбешку, испуганно трепыхавшуюся в воде, затем глотал ее.

— Что за блаженство! — говорил дятел.

Аполлодор летал над озером и почти что прыгал по его поверхности — просто ради удовольствия окунуться в воду.

Подкрепившись, мы полетели обследовать остров — теперь нам было достаточно одного мощного взмаха крыльев, чтобы потом по инерции нестись дальше, и довольно далеко. Антисфен заметил обширный лес, где слышалась непонятная возня и равномерный шорох ветвей. В этом лесу чувствовалась некая размеренность, это-то и привлекло наше внимание.

Мы опустились туда. Я первым нырнул в гущу ветвей, друзья последовали за мной; нелегко было пробраться через хоровод листьев — осень шла к концу, и листья осыпались то редко, то часто, но все, кружась, слетали в одном направлении.

— Гляди, гляди! — крикнул Аполлодор; он был маленький и без труда шнырял с дерева на дерево.

Я всмотрелся, насколько это было возможно. И увидел, что на ветвях деревьев, особенно пробковых дубов, красовались странные каракули, изображения, причудливые и непонятные письмена — думаю, они были выведены соком трав или алым порошком кармина.

Наконец мы выбрались на поляну, всю изрытую кротовьими норами; маленькие птички прилежно перетаскивали какой-то груз на стволы и на верхушки сосен.

— Куда мы попали? — спросил Панеций, описывавший широкие круги над поляной.

Наше появление смутило птичек, они спешно укрылись в ветвях деревьев на опушке.

— Кто вы? Что вам? — крикнул птенчик по имени Лот.

Не спускаясь на землю, мы спросили, где находимся; нам ответили: на землях Новилка.

Хозяин, предупрежденный Лотом, не замедлил явиться; у него была престранная манера летать, то и дело снижаясь, а затем сразу взмывая вверх.

— Добро пожаловать в мой сад, — сказал он.

У него было темное оперение и живые быстрые глаза.

Не так-то легко преодолеть море и добраться до этого острова, сказал он нам; разве что тут помогла судьба или направление ветра, угаданное заранее.

— Прошу, — сказал он.

И показал нам кусты и деревья, чьи стволы, если поглядеть на них сверху, были разноцветными, а ветви, еще полные листьев, были выщипаны в определенных местах. Когда Новилк пролетал мимо, маленькие птички и кроты приветствовали его громкими криками, хлопаньем хвоста о землю и другими знаками восхищения.

Пролетая меж ветвей эвкалипта, Антисфен спросил, для чего, собственно, он исчертил знаками большую часть этого леса, куда мы углублялись, — его тускло-зеленый неприветливый свод уже нависал над нами. Новилк ответил, что заносил на кору свои мысли, воспоминания, все изменчивое и несуразное, что приносит с собою время, для того чтобы создать из этого бессмертное произведение.