А так в Марселе очень много арабов. Сейчас их почти треть населения города. Я так думаю, что лет через десять-двадцать Марсель будет арабским городом. Пусть даже эти арабы будут с французским гражданством, все равно мне немного жаль этот город от такого перенаселения. Хотя кто знает, может это ждет и наши города.
Вообще-то у меня в Марселе было не так много денег. Зато было много желаний. Одним из них было бесчисленное потребление морских устриц. В ресторанах они стоили больших денег, а в магазинах вполне по моему карману. Я и купил их с десяток, похожих на грязные плоские булыжники, и в пакете принес в гостиницу.
Там, открыв заранее приготовленную бутылку пива, я сложил свой деликатес в тарелку, заткнул за ворот большую салфетку и, глотая слюни, попытался открыть одну из камнеподобных устриц. Первое, что случилось во время этого эксперимента, – сломался нож. Затем вилка. Расческа. Ногти на пальцах и несколько моих новых платиновых зубов. Раковина осталась замкнутой, как швейцарский сейф.
Через полчаса, когда злость с меня схлынула, я задался вопросом, как же эти великие французские люди открывают намертво закупоренные морские «булыжники».
С этой целью я решительно направился в ближайший портовый ресторан. Там на ломаном франко-русском я объяснил метру, что мне надо. Он вызвал шеф-повара. Тот, осмотрев мою худосочную фигуру, вник в проблему и, приглашающе махнув рукой, зашаркал на кухню. Там, дав мне прорезиненный фартук, кривой ржавый нож, пот садил рядом с корзиной, наполненной теми самыми треклятыми устрицами и сказал:
– Feis comme lui. (Делай как он) – и ушел к плите.
«Он» – это толстый негр в таком же, как на мне, фартуке и таким же ножом. Но в отличие от меня, этот темнокожий пират расковыривал устричные булыжники, как семечки. Я пригляделся как орудует ножом мой напарник, как он лихо втыкает его острие между створками устриц и расщепляет эти неприступные морские твари, и стал делать также. Сначала у меня не очень-то получалось, но на третьем десятке я уже стал орудовать вполне профессионально. А после третьей сотни обгонял даже негра. В общем, понял я, что и как, и вскоре закончил свою трудоемкую работу. В подарок мне дали нож и пол-сотни устриц.
Вот уж в гостиничном номере я побаловался всласть: и ракушки все съел, и пиво все выпил.
После этого я повадился ходить в тот ресторан каждый день. Поковырял ножом часа два и получай целый пакет моего любимого лакомства. И так, наверное, продолжалось бы до самого отлета. Но Ришар, тосковавший по моему обществу, прекратил мои трудовые подвиги. Он просто стал каждый вечер присылать в мой номер уже готовые, разделанные устрицы.
Я не стал возражать против такого поворота в моей кулинарной диете и свои коммерческие походы в ресторан на приработки прекратил.
К тому же ко мне приехали из Испании мои нижегородские друзья. Я им долго и нудно звонил, упорно приглашая в Марсель. Им было некогда, но они, поддавшись моим настойчивым просьбам, приехали. Отпахав на своей машине почти тысячу километров, уставшие и голодные, в полдень подъехали к моей гостинице. Я забыл оформить на них бронь, и номеров не оказалось. Для отдыха после длительной дороги они поехали искать другую гостиницу. Наконец нашли.
А у меня, видимо от переедания устриц, ежей и ракушек, разболелся живот. Я засел в туалете. И надолго.
Наконец к ночи мои знакомые дозвонились до меня. Я не стал их лишать своего присутствия и предложил посмотреть поздний спектакль с участием моего друга Ришара.
В театр мы приехали. И даже вошли в зал.
И тут меня замутило, и я бегом покинул сначала зал, а затем и театр, опять оставив своих друзей на произвол судьбы.
Утром я предложил им экскурсию по городу, а для начала – прогулку на корабле в замок Иф. Но перед посадкой мне снова стало плохо, и они уплыли одни. Правда, я часа через два их встретил и пригласил сходить в ресторан съесть по чашечке знаменитого рыбного супа по-французски «Буйябэс».
В ресторане я долго объяснял своим друзьям, из чего состоит этот замечательный суп.
Сначала мелко-мелко перетирают всякую морскую дрянь – рыбку, крабов, ежей, устриц, улиток и так далее. Все это желе кипятят и добавляют маленького краба, устриц, куски рыбы, креветки. Все это опять кипятят и подают с чесноком.
– Очень полезно для здоровья, – добавил я и при этом, извинившись, опять побежал в туалет.
Когда через полтора часа я вернулся, моих друзей не было нигде. Когда позвонил им в гостиницу, оказалось, что они съехали и оттуда.
– Сбежали, – с горечью подумал я и решил, что это им не понравился «Буйябэс».
Пытался на своем плохом английском, который все же был лучше французского, выпытать у портье их гостиницы, что да как, да почему. Но меня либо не понимали, либо не хотели понимать.
Вообще во Франции, в единственной стране мира, знание английского языка ничего не дает тебе в общении с народом. Французы категорически не хотят говорить по-английски. На любом другом, но только не на английском.
«Какое самопожертвование у французов, – думал я. – Не то что у моих друзей из Испании.»
Хмурый я возвращался к себе в гостиницу, навстречу мне шла девушка. Я опешил. В каждой руке у этой француженки было по блестящей не солнце сабле.