Волна - [12]

Шрифт
Интервал

— Я слышал, ты боишься играть с Кларкстауном? — спросил Дойч у Брайена. — Могу тебя заменить — только скажи!

— Тебя лишь выпусти на поле, и у нас совсем никаких шансов не останется! — ответил Брайен.

Дойч презрительно усмехнулся:

— Тебя только за то и держат, что ты сеньор!

Не вставая с пола, Брайен вскинул взгляд на юниора:

— Дружище, ты самый бездарный и самоуверенный тип, какого я только встречал!

— Ха-ха, кто бы говорил! — огрызнулся Дойч.

В следующий миг Дэвид увидел, как Брайен, сжав кулаки, вскочил на ноги. Дэвил бросился между двумя квотербеками.

— Вот об этом я и говорил! — крикнул он, расталкивая их в разные стороны. — Мы должны быть командой! Мы должны поддерживать друг друга! А мы только и знаем, что друг с другом деремся!

Между тем в зале прибавилось игроков.

— О чем он говорит? — спросил один из них.

Дэвид обернулся.

— Я говорю о единстве! Я говорю о дисциплине! Мы должны действовать как команда. Ведь у нас общая цель! Твоя задача в команде — не занять место другого игрока. Твоя задача — помочь команде победить!

— Я бы мог помочь команде победить, — сказал Дойч. — Единственное, что требуется от тренера Шиллера, — поставить меня основным квотербеком.

— Да нет же! — заорал на него Дэвид. — Группа эгоистичных особей — это не команда! Знаешь, почему мы так плохо играли в этом году? Потому что мы — это двадцать пять команд из одного игрока каждая в одинаковой форме! Что лучше — быть основным в команде, которая проигрывает? Или запасным — но в команде, которая побеждает?

Дойч пожал плечами.

— Я устал от поражений, — сказал другой игрок.

— Тоска, — подтвердил кто-то. — В этой школе нас больше никто не принимает всерьез.

— Я бы уступил свое место и пошел бы мальчиком на побегушках, если бы это принесло выигрыш команде, — сказал третий.

— Мы сможем победить! — сказал Дэвид. — Я не говорю, что мы могли бы разгромить Кларкстаун в субботу, но если мы попробуем стать командой, я вас уверяю — мы сможем выиграть несколько игр в этом году.

Почти вся команда была уже в сборе, и, обведя всех глазами, Дэвид увидел интерес на лицах.

— О-кей, — сказал один из них. — Что будем делать?

Дэвид колебался. «Волна» — вот что им было нужно! Но кто он такой, чтобы им об этом рассказывать? Он ведь сам узнал об этом только вчера. Вдруг он почувствовал, что кто-то толкнул его локтем.

— Расскажи им, — прошептал Эрик. — Расскажи им про «Волну».

«Какого черта», — подумал Дэвид, а вслух сказал:

— О-кей. Я знаю только, что начинать надо с девизов. А это — салют…

Глава 7

Вечером Лори рассказала родителям о двух последних уроках истории. Семья Сондерсов сидела за столом, и в течение почти всего ужина отец подробно, удар за ударом, описывал, как сегодня он выбил семьдесят восемь очков в гольф. Мистер Сондерс руководил отделом в большой компании по производству полупроводников. Мама говорила, что не возражает против страстного увлечения мужа гольфом, потому что на корте он освобождается от нервозности рабочего дня. Она уверяла, что не понимает, как ему это удается, но коль скоро муж приходит домой в хорошем настроении, ее это устраивает.

Лори тоже не возражала, хотя рассказы отца об игре в гольф зачастую нагоняли на нее смертную скуку. Но уж лучше отцовское добродушие, чем чрезмерная обеспокоенность матери, которая была едва ли не самой сообразительной и проницательной женщиной из всех, с кем Лори приходилось сталкиваться. Она практически одна руководила окружной Лигой женщин-избирателей и обладала таким политическим чутьем, что все кандидаты в местные органы управления обращались к ней за консультацией.

Когда дела шли хорошо, с мамой было весело. Она была полна идей, с ней можно было говорить часами. Но тогда, когда Лори бывала в затруднении или чем-нибудь расстроена, мама становилась невыносимой — от нее ничего невозможно было скрыть! Стоило Лори заикнуться о том, что ее беспокоит, как мать больше не оставляла ее в покое.

Возможно, Лори потому и заговорила о «Волне» за семейным ужином, что не могла больше терпеть повествование отца о гольфе. Она видела, что мама тоже скучает: последние четверть часа та пыталась ногтем соскоблить со скатерти пятнышко воска.

— Такое даже представить себе невозможно! — рассказывала Лори об уроке. — Все отдавали салют и повторяли девиз. Это было так заразительно! Понимаете? Ты невольно хочешь, чтобы это подействовало, хочешь ощутить энергию, которая возникает вокруг…

Миссис Сондерс перестала скрести скатерть и посмотрела на дочь:

— Не нравится мне это, Лори. На мой взгляд, слишком военизировано.

— Ой, мам! — воскликнула Лори. — Ты всегда всё не так понимаешь! Там ничего подобного не было. Нет, честно! Чтобы понять, что там на самом деле происходило, надо было быть там, чувствовать позитивный настрой класса!..

— А я бы, — согласился с дочерью мистер Сондерс, — поддержал что угодно, если это сможет заинтересовать современных детей.

— Вот именно! — подтвердила Лори. — Даже плохие ученики увлеклись. Мам, ты знаешь этого недоумка Роберта Биллингса? Даже он — член коллектива! И целых два дня его никто не подкалывал! Скажешь, это не позитивно?

— Вы должны были изучать историю, — возразила миссис Сондерс, — а не учиться быть членами коллектива.


Рекомендуем почитать
Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.