Волк - [18]

Длинные гудки тянулись долго, что я решил нажать «отбой», как на другом конце послышалось:

— Слушаю тебя, Серега.

— Напомни мне, пожалуйста, утренний разговор про дядю, Кузнечика и осиновый кол, — начал я докапываться до истины, — и насколько все это является правдой.

Васильев прикрыл трубку рукой и кому-то что-то сказал. Можно было даже догадаться, кому.

— Никак Василий поделился информацией, — усмехнулся участковый, — его вроде делегатом назначили. Ну да, слукавил немного. Каюсь, грешен.

— А ты понимаешь, что ты меня попросту использовал? — повысил я голос, — Как мужик, ты должен сам вести свою войну, а не прятаться за чужими спинами.

— А на войне все средства хороши, — поразил он меня своей циничностью, — я догадывался, что ты приехал ненадолго, и скорей всего, в последний раз. Ты же у нас теперь городской. Вот и решил немного воспользоваться моментом. Не ты же дело сделал, а его слепая вера.

Хорошо сработанно, невольно проявилось у меня к нему уважение. Ловко. Не зря хлеб свой ест.

За спиной послышался сигнал. Короткий и нерешительный. Я зло взглянул на водителя, тот отвел глаза.

— Теленка, значит, потерял, — я выждал многообещающую паузу, — следи за остальной живностью.

— Я тебя умоляю, — послышался смех, но какой-то уж очень неискренний, — уж мне-то про свои колдовские штучки заливать не надо. Я цифры «13» не боюсь, а уж тебя, щенка, подавно.

Так меня еще никто не оскорблял. И дело даже не в «щенке», хотя это слово тоже не из приятных. Но поставить под сомнение, сравнить с суеверием все то, чему научил меня дядя…

А что бы я там не говорил, все-таки кое-что умею.

— Посмеешься потом, когда ущерб будешь подсчитывать.

— Слышь, ты, — прозвенели злые нотки в его голосе, — как я понимаю, твой паровоз скоро отъезжает. Скатертью — дорога. А если передумал ехать, давай встретимся. Посмотрим, какой ты грозный на самом деле.

— Я лучше воспользуюсь твоей стратегией — нанесу удар исподтишка.

— А не боишься, что твой дом… В смысле — Егорыча. Ты же приемыш. Сгорит к чертям этой ночью, со всеми вашими домовыми? Я лично займусь расследованием. И, уверяю тебя, не найдется не одного свидетеля.

— Свидетелей не будет, пока меня тут нет, — заметил я, — с моим приездом объявятся и свидетели и запись найдется на чьем-нибудь телефоне.

— К твоему приезду я уже не буду участковым, — разошелся Васильев, — и не ты, и ни остальные козлы, мне будут не указ.

— Как ты думаешь, кого здесь больше уважают — меня или твое удостоверение.

— Мне плевать на уважение, я здесь — закон.

— Вот из-за таких уродов, как ты, ментов и не любят.

— Чеши языком, сколько хочешь, — подвел итог Васильев, — но следующая встреча может оказаться для тебя последней.

— Застрелишь из табельного? — съязвил я, — Из-за угла, как ты любишь.

— Да я не прочь и голыми руками тебя порешить. Всегда тебя ненавидел. Убить — не убью, а калекой сделаю.

Можно было долго еще вести наш взрослый конструктивный спор, но машинист поезда меня ждать не будет.

— Кстати, забыл сказать, — я постучал ногтями по корпусу телефона, — я записал наш разговор, на всякий случай. Думаю, остальным козлам понравится.

— Чего ты сделал?

— Эпоха hi-tech, и все такое, — процитировал я одного человека.

— Слышь ты… — начал он.

— До встречи, — не очень культурно перервал я его и отключился.

А что тут поделаешь — меня воспитывал колдун, и такого предмета как «этикет» мне не преподавали. Однако, меня заждались.

На ходу кивая Ринатику, я быстрым шагом подошел к Васе.

— Значит так. Передай Кузнечику, что все хорошо, пусть живет долго и счастливо, я так сказал.

— Передам.

— Я бы сам, но ехать надо. Времени нет.

— Понял.

— Отучусь и через пять лет приеду. Ну и навещать буду. И если тут ничего не изменится, и ты в том числе — до свидания и навсегда. Все понял?

— А точно приедешь? — на губах Васи появилась улыбка.

— Слово колдуна.

Я рывком открыл дверь маршрутки, и заскочил внутрь.

— И пожалуйста, зайди ко мне домой…

Лицо Васи выразило сомнение.

— Не бойся, — сообразил я, в чем причина, — теперь можно. Кур похоронить надо.

— Все сделаем в лучшем виде.

Вася стоял, гордо расправив плечи, глаза светились. Мне показалось, что у него все сложится хорошо.

— Не надо в лучшем виде — просто и без почестей, сожги или закопай в лесу.

А то, как бы до смешного не дошло.

Василий улыбнулся и кивнул.

— Извини, — сказал я Ринатику.

— Ничего страшного, но немного надо поднажать.

Маршрутка дернулась с места как ошпаренная. За давно немытым окном замелькали березы, осины и сосны. Поселок остался за спиной, вместе с моим лучшим другом Васильевым. Я аккуратно держал коробку на коленях, как если бы это была хрустальная ваза древнейшей китайской династии.

— Серега, — извиняющимся тоном обратился ко мне Ринатик, — у меня тут дочка приболела. Я попросил Звягинцеву…

— С твоей дочкой уже все хорошо, — я изобразил что-то вроде магического жеста рукой.

Он улыбнулся:

— Спасибо большое.

Слепая вера…

А вдруг?

Выполню ли я свое обещание, данное Васе, который все еще стоял на остановке и энергично махал мне рукой, становясь в размерах все меньше и меньше. Вернусь ли я через пять лет вселять в людей веру и надежду. Сеять доброе и вечное. Глядя на улыбку водителя, я решил не отметать такую возможность, как вариант. Как вариант один из многих. Но сейчас, на ближайшие пять лет, у меня были другие планы.