Волчья лощина - [35]

Тоби кивнул.

— Можно вас спросить?

Он вскинул брови:

— Ты уже спросила.

С улыбкой я стукнула себя по лбу:

— И впрямь!

Вместо того чтобы продолжать, я замялась. Стало вдруг очень неловко.

— Тоби, вы только не подумайте — мне ваши волосы очень даже нравятся. Они красивые.

— Спасибо. — Тоби выглядел озадаченным. — А где же вопрос?

— Понимаете, у меня тоже были длинные волосы, но они постоянно запутывались. Бывало, мама чешет-чешет, всю шею мне раздерет гребёнкой…

Тоби слушал молча.

— А потом тётя Лили взяла да и постригла меня. Я в то утро была в курятнике, пришла — в косы перья набились, вот тётя Лили и рискнула. Маму сначала чуть удар не хватил, а потом ей даже понравилось. Ты, говорит, теперь на Амелию Эрхарт[9] похожа.

— Ну да, что-то есть, — согласился Тоби.

— Поэтому я и хотела сделать вам стрижку. Можно? У меня и ножницы с собой. Но вы ничего такого не думайте. У вас очень красивые волосы.

Вот же заладила: красивые да красивые. Просто как идиотка. Тоби оттянул прядь, как бы измеряя длину.

— Зимой с такой гривой теплее, Аннабель.

— А я вам шарфик свяжу. Взамен.

Чуть не ляпнула: «Только сначала вязать научусь».

— Зачем это вообще?

— Что зачем? Волосы стричь?

Тоби кивнул.

— Затем же, зачем и бороду. Чтобы чувствовать себя опрятным. Я, например, очень люблю, когда я опрятная. Мне тогда легко-легко. И волосы в глаза не лезут.

Я говорила правду. Только об одном умолчала: из-за длинных косм лица Тоби было почти не видно. Он будто выглядывал сам из себя.

— А потом, как пострижёмся, — добавила я, пока остатки храбрости не иссякли, — вы можете помыться из бака и переодеться в чистое. — Я достала мыло, полотенце, бельё, брюки и рубашку и отступила на шаг.

— Стало быть, я очень грязный?

Тоби вытянул руки вперёд. На левую — сморщенную, скрюченную — было больно глядеть.

— Нет, вовсе нет, — зачастила я. — Простите, Тоби. Я не то имела в виду. Просто ведь хорошо быть…

— Опрятным, — подсказал Тоби.

— Да. Опрятным.

Вот ещё раз это слово повторю — точно Тоби меня с сеновала сбросит. Тоби с минуту раздумывал, наконец произнёс:

— Будь по-твоему.

И я взяла ножницы. Сначала я стригла Тоби кое-как — лишь бы поскорее избавиться от этих косм. Собрала настриженное в кучку — после в лесу где-нибудь зарою.

Худшее осталось позади. Я принялась подравнивать волосы. Чтобы выглядели опрятно. Никогда этим не занималась, только за мамой наблюдала, когда она стригла Генри и Джеймса. Как именно должно быть, я представляла, но про себя радовалась, что не взяла зеркало.

На выходе я получила нового Тоби.

— Вы теперь будто ваш родной брат, — сказала я.

Имела в виду: вот каким вы, оказывается, можете быть. Но Тоби помрачнел:

— У меня нет брата.

— А сестра есть?

Он покачал головой. Я загнала любопытство поглубже:

— Приступим к бороде, Тоби.

Он запрокинул голову.

— Только слишком коротко не надо, ладно?

— Не волнуйтесь.

Едва я занесла над ним ножницы, раздался звон колокольчика.

— Ой, мне пора бежать. Папа вернулся. Придётся вам самому с бородой управляться.

Тоби резко поднялся:

— Если её нашли, ты ведь мне сообщишь?

— Конечно. А пока будьте осторожны. — Я запихнула в карман ложку и банку из-под супа. — Мало ли кто может явиться в амбар. Лучше вон там, за тюками, спрячьтесь. Я, как вырвусь, сразу к вам.

Оказавшись внизу, я подняла голову. Тоби стоял возле перил, смотрел на меня. Если б я лично его не стригла, ни за что не узнала бы — так он переменился.

Глава семнадцатая

Конечно, я ожидала, что с папой, дедушкой и мальчиками явятся несколько соседей. Но чтобы целая толпа… Двор заполонили собаки всех размеров и мастей. Шлёпали языками, жадно лакая воду и похлёбку, теснясь по две и по три возле одной миски. Сени были завалены грязными сапогами и ботинками. На полу расплывались лужи, желтела липкая глина. В кухне, вокруг стола, сгрудились озябшие, уставшие мужчины, все, кроме одного, разутые. Брюки у них промокли до колен. Что говорить о носках! Единственным, кто не разулся, был полицейский из департамента штата. Высоченные его сапоги лишь в нескольких местах заляпала грязца — значит, в поисках он не участвовал. При каждом движении на нём скрипело всё кожаное — пояс, сапоги, кобура, подбородочный ремешок фуражки. К поясу крепился патронташ со множеством длинных патронов. Ручка револьвера была гладкая, деревянная — почти красивая; униформа — новенькая, хрусткая. Только на бёдрах по-дурацки оттопыривались карманы. Вот, значит, что это такое — галифе.

Говорил констебль Олеска:

— Его ищут во всех приграничных округáх, но пока нигде не видели. Конечно! Он ведь в лесу засел. Скорее уж на него напорется охотник или фермер. Кстати, все фермеры оповещены. Рано или поздно кто-нибудь да обнаружит его. Тогда и допрос устроим. Но присутствующий здесь офицер Коулмен прибыл не за тем, чтобы искать Тоби. Он отряжен помочь в поисках Бетти.

Я шмыгнула к бабушке, которая наливала суп. Мама раздавала дымящиеся миски. Из-под стола сверкали глазёнками Генри и Джеймс. Офицер Коулмен заговорил гулким басом, вполне подходившим к его квадратному подбородку и широким плечам. Вообще весь он словно шагнул с картинки в букваре на букву «П» — «Полицейский».