Волчье время - [62]

— Нет, не он.

В голове Юлиана промелькнула уже совершенно сумасшедшая идея относительно Льюберта Дарнторна, но это, конечно, была ерунда.

— А кто тогда?.. — спросил он у «дан-Энрикса».

— Тот маг, который служит Дарнторну.

Лицо Нойе потемнело.

— К Морскому змею, дайни! Это даже хуже, чем гоняться за «кромешниками»! Ты же слышал, что о нем болтают?..

— Мне это не нужно. Я и так отлично знаю, на что он способен, — хмуро сказал Крикс. Юлиан вдруг подумал, что он еще никогда не видел у «дан-Энрикса» такого странного, почти пугающего выражения лица — как будто Рикс видел не их двоих, а что-то совершенно постороннее. И недоступное чужому пониманию. Южанин помолчал, а потом скупо пояснил — Этот человек — мой враг. Я и отправился-то на эту проклятую войну только затем, чтобы его убить. Но до сих пор никак не подворачивался подходящий случай. Или нет… наверное, мне просто не хватало безрассудства, чтобы просто так, без веской побудительной причины, сунуться в самую пасть Дарнторну.

— А теперь у тебя появилась «веская причина»? В виде приказания от лорда Родерика? — намеренно язвительно и зло осведомился Юлиан.

Южанин только усмехнулся.

— Вообще-то, я имел в виду не лорда-командующего, а Бренн. Я тут недавно выяснил, что в предместье Кир-Кайдэ есть «дом милосердия», такой же, как у нас во Вдовьей доле. Это очень кстати. Белые сестры смыслят в медицине, так что смогут принять роды. И, как бы там ни было, у них Бренн будет в большей безопасности, чем здесь. Кроме того, со стороны все будет выглядеть достаточно правдоподобно. Паромщик Римуш везет свою слабоумную сестру в «дом милосердия», чтобы доверить ее попечению сестер. Чем плохо?..

— Из тебя паромщик, как из Тойна — император, — тоскливо возразил Юлиан. Нойе кивнул.

— Опасная затея, дайни.

Крикс пожал плечами.

— А то я не знаю. Но, в конечном счете, это лучшее, что можно сделать.

— Лучшее, что можно сделать — это оставить Бренн здесь и найти для нее какую-нибудь бабку. Если хочешь, я этим займусь.

Южанин покачал головой.

— Прости, но ты не понимаешь, о чем говоришь. Ты видел Бренн?.. С ее телосложением ей вообще не следовало бы рожать — слишком узкие бедра. Да еще первый ребенок. Девять против одного, что повитуха тут не справится. Лич говорил, что Рам Ашад в подобных случаях накладывал щипцы. А в «Золотом роднике» написано о случаях, когда роженице приходилось разрезать живот…

Нойе болезненно поморщился.

— Давай-ка обойдемся без подробностей, идет?.. — попросил он.

— Да уж… заткнись, ради Пресветлых Альдов, — поддержал своего командира Юлиан. Он до сих пор не понимал, как энониец мог читать такую пакость. С другой стороны, познания «дан-Энрикса» внушали смутную тревогу. Что, если энониец прав, и Бренн действительно умрет во время родов? Это не такое уж и редкое явление. Мать Юлиана тоже умерла, когда рожала его младшую сестру. Может быть, будь в Южной марке лекарь вроде Рам Ашада — все бы получилось по-другому?..

— Ладно уж, вези девчонку к Белым сестрам, в лагере ей правда делать нечего… — со вздохом согласился Юлиан. И тут же пожалел о собственных словах. Кто знает, что с «дан-Энриксом» пройзойдет в Кир-Кайдэ? Правда, побратим и раньше возвращался невредимым из самых опасных мест, но тогда лорд Сервелльд еще не назначил вознаграждения за его голову… Сердце Лэра сжалось от недоброго предчувствия.

* * *

«Дом милосердия» «дан-Энриксу» понравился. Когда речь заходила об обителях Белых сестер, южанин всегда представлял себе унылые и темные строения, в которых, словно тени, скользят по таким же темным коридорам несколько десятков молчаливых женщин, думающих только о собственном долге перед ближним и Создателем. Но это оказалось очень далеко от истины. Сестры имели мало общего с мрачными отшельницами, нарисованными его воображением, да и сам Дом — большая старая постройка, окруженная обширным садом и теплицами — производил самое приятное впечатление. Маленькая комната, где сестры поместили Бренн, оказалась очень уютной — может быть, из-за своих размеров и плавно скругленного потолка. Криксу она слегка напоминала спальни в Академии, хотя даже их «ласточкины гнезда» были значительно больше этой комнатки. В каждой лаконской спальне жили от трех до шести учеников, тогда как здесь помещалась только узкая кровать с толстым шерстяным одеялом и табурет, на котором стояла масляная лампа. Сейчас ее свет окрашивал оштукатуренные стены в теплый оранжевый цвет.

Крикс сидел на краю кровати и задумчиво поглаживал руку Бренн, лежавшую поверх одеяла. Рука была мягкой и безвольной, и «дан-Энриксу» все время чудилось, что косточка на запястье вот-вот прорвет тонкую кожу. Бренн выглядела измученной и нездоровой. Даже в золотистом свете лампы ее лицо казалось бледным и осунувшимся. Юношу это пугало, но сестра, которая осматривала Бренн, заверила мнимого Римуша, что с девушкой все будет хорошо. Еще больше юношу обрадовало ее утверждение, что ребенок у Бренн наверняка будет самым обычным, ничем не отличающимся от других детей. Только тогда «дан-Энрикс» понял, как его тревожила возможность, что этот чужой и в общем-то нисколько не интересующий его ребенок родится таким же несчастным дурачком, как сама Бренн. Ведь это означало, что он никогда не сможет поступить в ученики, не будет понимать, когда над ним смеются или затевают против него что-нибудь недоброе, а самое страшное — на всю оставшуюся жизнь окажется заложником чужой жалости или чужой жестокости. Правда, на это можно было посмотреть и с противоположной точки зрения. Гилберт, к примеру, иногда ворчал, что Бренн с ее недугом счастливее их всех, вместе взятых, но Криксу делалось не по себе при мысли о подобном «счастье».