Волчье небо. 1944 год - [34]
– Это сфинкс, – на ходу бросил Шурка. Рука Елены Петровны замерла. Но ненадолго.
– Сфинксы – это выдумка, – возразила завуч. Однако пошла за ними следом. – Их, бога и все остальное выдумали жрецы. Чтобы держать рабочий класс во тьме и повиновении.
Шурка фыркнул. Неплохо ее отделала эта выдумка.
– Возле Академии художеств? Сфинксы.
– Сразу видно, что ты двоечник, – парировала завуч. – Сфинксы там гранитные. И у них есть борода. А на меня напала женщина. Скажешь, на меня напала женщина с бородой?
Она поднаторела в комсомольских диспутах, умела класть противника на лопатки не только силой физкультуры.
– Не с бородой. С львиным хвостом, – поправил Шурка. – И львиными лапами.
Показал пальцем на ее лохмотья. Елена Петровна скосила глаза себе на плечо. Просунула палец в дыру.
– Хм… Просто у нее был нож, а я не заметила.
– Ладно. Пусть нож, – отмахнулся Шурка. Болтовня отвлекала. Шурка таращился в темноту, крутил головой, ловил ушами любой шорох. Шумели и поскрипывали нагие деревья. Только плескалась вода. Шурка напряженно слушал плеск. Кто знает, что там может подкрадываться сейчас к ним под водой? Шурка дернул Сару за руку, увел от ограды. На всякий случай.
– По мостовой пойдем.
– Мостовая – для автомобилей! – тут же раздалось позади. – Нельзя нарушать правила дорожного движения! Тем более в комендантский час!
– Идите вы!.. – напустился Шурка. – Своей дорогой.
Но шаги ее топали за ними.
– Отстаньте! – огрызнулся Шурка и поперхнулся словами. На бережку – к счастью, на другом бережку, в Летнем саду – переступал копытцами по вялому весеннему снегу мальчик. Он был совершенно голым, если не считать, что мех на ногах, до самых бедер, был ему вроде брюк. Луна лизала его плечи, его лоб, его круглые рожки. Он что-то высматривал среди деревьев. Он людей не видел.
– Бога нет, – машинально повторила Елена Петровна. – Его священники и жрецы выдумали… Чтобы поработить рабочий класс.
«У всех свои способы не сойти с ума, – простил ее Шурка, и тут же. – К черту ее». Времени спорить не было.
– Стой-ка, Сара, – снял с себя куртку. Надел на нее. – Вот так.
Выпрямился.
– Погоди. Не высовывайся.
Набережная, залитая лунным светом, казалась сделанной изо льда. Здесь они будут как на столе. «Кушать подано», – Шурка с неприязнью вспомнил сфинксов. Тень Летнего сада укрывала их. Пока еще укрывала. Шурка осторожно выдвинулся. Поглядел. Послушал. Тихо? Задувал над Невой ветер. От этого казалось, что кто-то идет. Или не казалось?
Елена Петровна хохотнула. «Если она спятит прямо сейчас… – нахмурился Шурка. – Завоет, захохочет… Прибежит патруль. Или еще хуже: не патруль».
– Теперь мне все ясно, – объявила она.
«А мне пока не очень», – хмыкнул Шурка.
– Это – провокация, – возвестила Елена Петровна. – Вражеская.
Теперь она говорила уверенно. Теперь уже Шурке было все равно, сошла она с ума или нет. Она – шумела. «Нас услышали, как пить дать, – не сомневался Шурка. – Сейчас подтянутся». Он не хотел знать, кто.
– Массированный залп немецкой пропаганды, – в голосе Елены Петровны звенело возмущение. – Вылазка врага в советском тылу. С целью запутать и запугать население… Враг терпит от нас поражение на фронте, поэтому…
Шурка присел перед Сарой на корточки.
– Слушай меня очень внимательно, Сара. Сейчас мы побежим. Ты и я. Понимаешь?
Кивок.
– Очень быстро побежим. Поняла?
Кивок.
– Я буду держать тебя за руку. А ты меня. Ясно?
Кивок.
– Что бы ни случилось. Что бы ты ни увидела. Что бы ты ни услышала.
Сара слушала, не мигая.
– Не выпускай мою руку. Поняла?
Черные глаза смотрели в его лицо.
– Потому что я – не остановлюсь. Поняла?
Она в ответ взяла его руку и сжала так крепко, что у Шурки заломило пальцы.
– Молодец.
Он выпрямился. На луну наползало облако. «Отлично». Шурка не сводил с него глаз. Неровный край тени как бы перешептывался сам с собой. Шурка подвел к нему Сару как можно ближе.
– Вот что еще, – все-таки добавил он, поглядывая то на облако, то на опасно пустую набережную. – Может показаться, что это кто-то хороший. Кого ты знаешь. Или, – он вспомнил заснеженный ленинградский двор, слишком румяную женщину, «Меня твоя мама за тобой прислала» и детские косточки, наваленные в углу, – …скажет, что пришел от твоей мамы, Сара. Они это умеют. Но это будет неправда. Ясно?
Пальцы пожали его пальцы. Шурка пропустил удар сердца, стиснул до боли ладонь Сары и, как только облако проглотило луну и тень накрыла всё, вылетел за угол и помчался так быстро, как только могли молотить по камням ноги. Сара прыгала за ним, как поплавок.
– Стойте! – полетело было вслед, но ветер подхватил крик и перебросил через гранитный парапет.
– Ну и бегите. Патруль вас всё равно остановит. А меня, между прочим, попросят быть свидетелем. Что я им тогда скажу?
Впервые она об этом задумалась.
– Партия ждет от меня сейчас решительных мер, – бормотала Елена Петровна, бредя по пустой набережной. – Тьфу, – споткнулась она, чуть не потеряла ботинок, запрыгала на одной ноге. Выправилась. – Хоть бы луна вылезла, ну что ж такое… Я советский педагог. С высшим образованием. Я должна показывать пример учащимся. Как педагог. Как завуч. Как атеистка. Как комсомолка. Как…
Детство Шурки и Тани пришлось на эпоху сталинского террора, военные и послевоенные годы. Об этих темных временах в истории нашей страны рассказывает роман-сказка «Дети ворона» — первая из пяти «Ленинградских сказок» Юлии Яковлевой.Почему-то ночью уехал в командировку папа, а через несколько дней бесследно исчезли мама и младший братишка, и Шурка с Таней остались одни. «Ворон унес» — шепчут все вокруг. Но что это за Ворон и кто укажет к нему дорогу? Границу между городом Ворона и обычным городом перейти легче легкого — но только в один конец.
Ленинград в блокаде. Дом, где жили оставшиеся без родителей Таня, Шурка и Бобка, разбомбили. Хорошо, что у тети Веры есть ключ к другой квартире. Но зима надвигается, и живот почему-то все время болит, новые соседи исчезают один за другим, тети Веры все нет и нет, а тут еще Таня потеряла хлебные карточки… Выстывший пустеющий город словно охотится на тех, кто еще жив, и оживают те, кого не назовешь живым.Пытаясь спастись, дети попадают в Туонелу – мир, где время остановилось и действуют иные законы. Чтобы выбраться оттуда, Тане, Шурке и даже маленькому Бобке придется сделать выбор – иначе их настигнет серый человек в скрипучей телеге.Перед вами – вторая из пяти книг цикла «Ленинградские сказки».
Ленинград, 1930 год. Уже на полную силу работает машина террора, уже заключенные инженеры спроектировали Большой дом, куда совсем скоро переедет питерское ОГПУ-НКВД. Уже вовсю идут чистки – в Смольном и в Публичке, на Путиловском заводе и в Эрмитаже.Но рядом с большим государственным злом по-прежнему существуют маленькие преступления: советские граждане не перестают воровать, ревновать и убивать даже в тени строящегося Большого дома. Связать рациональное с иррациональным, перевести липкий ужас на язык старого доброго милицейского протокола – по силам ли такая задача самому обычному следователю угрозыска?
Страна Советов живет все лучше, все веселее – хотя бы в образах пропаганды. Снимается первая советская комедия. Пишутся бравурные марши, ставятся жизнеутверждающие оперетты. А в Ленинграде тем временем убита актриса. Преступление ли это на почве страсти? Или связано с похищенными драгоценностями? Или причина кроется в тайнах, которые сильные нового советского мира предпочли бы похоронить навсегда? Следователю угрозыска Василию Зайцеву предстоит взглянуть за кулисы прошлого.
На дворе 1931 год. Будущие красные маршалы и недобитые коннозаводчики царской России занимаются улучшением орловской породы рысаков. Селекцией в крупном масштабе занято и государство — насилием и голодом, показательными процессами и ловлей диверсантов улучшается советская порода людей. Следователь Зайцев берется за дело о гибели лошадей. Но уже не так важно, как он найдет преступника, самое главное — кого за время расследования он сумеет вытолкнуть из‑под копыт страшного красного коня…
Вырвавшиеся из блокадного Ленинграда Шурка, Бобка и Таня снова разлучены, но живы и точно знают это — они уже научились чувствовать, как бьются сердца близких за сотни километров от них. Война же в слепом своем безумии не щадит никого: ни взрослых, ни маленьких, ни тех, кто на передовой, ни тех, кто за Уралом, ни кошек, ни лошадей, ни деревья, ни птиц. С этой глупой войной все ужасно запуталось, и теперь, чтобы ее прогнать, пора браться за самое действенное оружие — раз люди и бомбы могут так мало, самое время пустить сказочный заговор.
Страна наша большая. И живут в ней дети разных народов. У каждого народа свои обычаи, свой язык.Но у детей, живущих в различных уголках нашей страны, есть много общего.Вот об этом общем и разном мне хотелось рассказать в своей книжке. Её героями стали мальчик из Хакассии и девочка из Москвы. Маленькая казашка и сестрёнки-близнецы из армянской деревушки на Кавказе. И негр, которого зовут Ваня.Я люблю этих девчонок и мальчишек. Верю, что из них вырастут настоящие люди. Надеюсь, их полюбите и вы…
В книге много страшных рассказов, которые на самом деле не так напугают читателя, как научат его наблюдательности, доброте, и, конечно же, умению сориентироваться в необычной (а может, и страшной) ситуации. Алексей Лисаченко – талантливый детский писатель, лауреат IV Международного конкурса детской и юношеской литературы имени А.Н. Толстого (2012). А за сказочную повесть «Женька из 3 «А» и новогодняя Злка» автор в 2016 году получил премию имени С. Маршака. Эту повесть ребята тоже прочитают в нашей книге. Для младшего школьного возраста.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Весёлые школьные рассказы о классе строгой учительницы Галины Юрьевны, о разных детях и их родителях, о выклянчивании оценок, о защите проектов, о школьных новогодних праздниках, постановках, на которых дети забывают слова, о празднике Масленицы, о проверках, о трудностях непризнанных художников и поэтов, о злорадстве и доверчивости, о фантастическом походе в Литературный музей, о драках, симпатиях и влюблённостях.