Волчье небо. 1944 год - [33]

– Гражданка, – хрипела Елена Петровна. Глаза напавшей красавицы смотрели в ее, они были желтые и бешеные, изящные губы перекошены, из оскаленного рта воняло мясом, как у льва в зоопарке. – Вы что?

Смутная мысль – вернувшаяся с донесением от тела – подсказывала Елене Петровне, что с навалившейся на нее гражданкой что-то не так. Совсем. Но что именно с ней не так – в тесном объятии боя было не разобрать.

Елена Петровна еще до войны сдала нормы ГТО. И теперь была равно Г (готова) к Т (труду) и О (обороне). Обхватив гибкое тело соперницы мощной ногой, Елена Петровна закинула себя сверху. Руки, привыкшие поднимать гирю, махать с лопатой на расчистке города, носить ведра с водой или углем, придавили напавшую к асфальту.

– А ну! Уймись! Милицию зову! – в ее голосе зазвенела победа. Рано! Львиный хвост ожег спину Елены Петровны, как кнут. Потом захлестнул ей горло, начал душить. Елена Петровна почувствовала, как кончается воздух, как темнеет в глазах, но не разжала хватку:

– Дети! Бегите… – прохрипела.

Хвост стягивал петлю. Глаза завуча начали закатываться, губы теперь казались синими на белом лице.

И Шурка побежал. Отчаянно работая локтями, коленями. Но не прочь. Он кинулся к борющимся. Вскочил чудовищу на грудь. Увидел у самых своих глаз вздутые жилы на шее Елены Петровны. Перехватил обеими руками хвост, как пожарный шланг, мелькнуло «надеюсь, он не гранитный» – и впился зубами.

Хвост оказался не гранитный. Визг распорол ночное небо. Елена Петровна отлетела, ударилась спиной о гранит. Чудовище зашипело, вывернулось, унеслось скачками в темноту.

«Стой! Кто там? Стрелять буду!» – отозвались вдали человеческие голоса. Брякнул металл. Затопотала сапогами подмога. Двое или трое, прикинул Шурка. Патруль в его планы тоже не входил.

Шурка упал на четвереньки, принялся искать в темноте выпавшую книгу. И куклу.

Рыхлый, набухший от влаги альбом нашел почти сразу. Куклы не было. Попадались под руку обломки асфальта. Вырванные, как коренные зубы, булыжники. Куски битого кирпича. Шурка стиснул зубы, порезавшись о стекло. Ползал кругами.

– Да помоги же, Сара! Где она?

Та поспешно подломила колени, тоже стала ползать и шарить.

Шаги воинственно топотали, приближаясь. Елена Петровна хромала им навстречу, вскинув подбородок. Вид у нее был, как у человека честного, которому не терпится этим насладиться:

– Сюда, товарищи! Сюда! Здесь!

Темнота выпустила их. Трое. Черные фигуры. Несомненно двуногие. Передернули затворы, посылая патрон на изготовку. Луна заглянула в прореху на облаке. Шурка невольно посмотрел, куда она показывала. Блеснули пуговицы в два ряда: бушлаты. Патруль был морским. Луна глухо щелкнула ногтем по ножнам офицерского кортика: дзынь. Провела пальцем вдоль дула всем троим сразу. Потом вниз – по горбатеньким булыжникам. Дальше – по пустому постаменту у ступеней, сходящих к самой воде. Одному. Другому. Другой постамент теперь тоже был пуст.

– Сара, – прошептал Шурка. – Сара… Беги.

Но теперь, вдвоем, они приблизились бесшумно, как только умеют все представители семейства кошачьих. Горячий запах обдал матросам затылок, колыхнул ленточки на их бескозырках: запах тухлого мяса.

– А, твою ж мать, – успел сказать один матрос, обернувшись.

Вряд ли, правда, она была мамой его напарника. Но лицо у этого существа было женское, это так. Оно было перекошено от злобы. Блеснули когти. Треснул выстрел. Взвизгнула, отскочила пуля. Затопотали шаги.

Сара схватила Шурку за рукав. Показала: есть. Узелок был зажат в ее руке. Шурка рванул страницу – бумага расползлась мягко, намокла.

Елена Петровна стояла, как кариатида. Луной светилась дырка на коленке.

– Что это за хулиганство такое? Товарищи? – сипела она в урчащую темноту. Оставлять ее здесь было нельзя. Шурка рванул, поволок ее за руку.

Холодом обдало голову. Потом стиснуло. Сперва как дыню. Потом как баклажан.

А потом он больно стукнулся телом о гранитные плиты. Голова звонко сказала: бом! В глазах вспыхнули красные мушки.

Шурка ощупал металлические пруты. Потер лоб, там уже вздувалась шишка. В глазах постепенно прояснилось. Тихо плескалась вода. За прутьями, на другом берегу выглядывал впереди нагих деревьев крошечный двухэтажный домик, в лунном свете он казался зеленоватым, светился.

Шурка подобрал и сунул за пазуху истрепанную книжку, запихал поглубже в карман куколку. Поднялся, опираясь на ограду набережной. Домик был летним дворцом Петра Первого, а деревья – Летним садом. Веером торчали пики ограды на углу: здесь Фонтанка впадала в Неву.

Отсюда рукой было подать до Зимней канавки. Но Сара! Сара нагнала его, взяла за руку. Шурка хотел было выдернуть свою, сказать «домой иди!», но… Бросать ее здесь было нельзя. С собой – нельзя брать тоже. Что же делать?

Там впереди сливались речки. Потом только свернуть налево, еще пройти, и он на месте. Успеть.

Шурка ускорил шаг. Сара вприпрыжку, не отставала.

– Мы должны немедленно обратиться в милицию!

Шурка обернулся. Елена Петровна уже поднялась. Отряхивалась. Топотала следом.

– Ты посмотри. Она мне пальто изодрала, – возмущалась. – Я потребую материального возмещения ущерба! И выговор по партийной линии!