Вокруг света с «Зарей» - [51]

В ботаническом саду вокруг музея в Суве не было ни одного экземпляра сандалового дерева. Администратор музея посоветовал позвонить в департамент лесов и земледелия островов Фиджи. Но и там не ответили ничего определенного. В городских садах и парках сандала нет, на плантациях его не выращивают. Есть отдельные экземпляры в горах, но нужно знать эти места. Индийцы, которые еще иногда промышляют сандалом, целыми неделями бродят по лесу, чтобы найти это ценное дерево. В общем нам вежливо отказали. Но надежда все еще была. Веку Ракобили, который после вечера в Сува-Ву проникся уважением ко всем нам, и особенно к Клименко, как-то сказал, что может отвести нас в лес и показать сандаловое дерево. Во время второго посещения «Зари» Веку снова это подтвердил, и мы договорились отправиться в поход в следующее воскресенье. В назначенное утро мы с Клименко встали пораньше и быстренько собрались в дорогу. Другие ребята возились с мотоботом, готовя его к очередному плаванию к рифам, а мы уже катили в автобусе к Сува-Ву.

Деревня встретила нас необычайной тишиной. Мы пришли к дому, где жила старшая дочь Семесы, и спросили о ее двоюродном брате.

— Он у моря. Они там роют яму…

Женщина позвала нас в хижину, попросив подождать, пока вернется ее сынишка, посланный за Веку. Прошло, наверное, минут двадцать, когда циновка, загораживающая вход, поднялась и в хижину вошел Веку. Он был необычайно серьезен, взволнован и перепачкан глиной.

— У нас горе, — сказал он. — Умер отец моей жены. Это траур для всей деревни. Мы решили и вас пригласить. Пойдемте со мной.

Мы двинулись на окраину деревни, к кладбищу на обрывистом берегу моря. Десятка два мужчин сидели около свежей, наполовину вырытой могилы, в тени развесистого хлебного дерева. Бонда обносил их кавой, которую черпал кокосовой чашечкой из оцинкованного ведра. Мы тоже выпили по чашечке. Мужчины явно не торопились с работой, и мы поняли, что это дело затянется до ночи. Веку сказал:

— После похорон мы будем пить каву и плясать до утра.

На судне нас ждали к ужину. И если задержаться до утра, все будут подняты на ноги — подумают, что мы заблудились. Но нужно было уйти так, чтоб при этом не обидеть гостеприимных хозяев. Клименко вел переговоры с Веку, и, видимо, успешно, потому что через четверть часа он позвал меня, и в сопровождении Веку мы вышли на шоссе.

— Я, к сожалению, не могу пойти с вами, — сказал Веку. — Но сандаловое дерево легко найти. Вы дойдете по лесной тропе до Карабамба-мантель и начнете подниматься на нее. По обе стороны будут расти зеленые деревья. Это и есть сандал.

— Но в лесу все деревья зеленые, — сказал я, — Спроси, какая форма у листьев сандала. И вообще, как это дерево выглядит.

Веку ответил:

— Вы смотрите на кору: у сандала должна быть светло-коричневая кора, очень душистая. — Он вынул из кармана своей юбки небольшой кусочек хрупкой коры и подал нам. Но запах у нее был совсем не сандаловый, он напоминал гвоздику.

— Это не сандал, — сказал я, — сандал пахнет совсем по-другому.

— Все равно, это дерево тоже имеет запах. А если вы сами знаете, как пахнет сандал, то вам его будет просто найти. Я-то лично за ним никогда не ходил…

Веку пожелал нам счастливого пути и ушел.

Мы так и не поняли, где найти ту тропинку, которая поведет нас к Карабамбе. Вершина поднималась над всеми окрестными горами и была покрыта темным непролазным лесом. Ни просеки, ни каменных осыпей не было видно в этом сплошном зеленом ковре. Мы свернули на боковую дорогу, прошли через какую-то деревню, потом по лесистому косогору. Узкая тропа раскисла, и ноги разъезжались на красной глине. Над ручьем, на самом склоне холма, прилепилась крошечная хижина индийцев. Несколько кур, маленький участок таро, дюжина бананов. Хозяин, худой индиец лет пятидесяти, долго объясняет нам дорогу. Лучше всего спуститься к реке, а потом идти вдоль нее по тропинке. В одном месте река подходит прямо к подножию Карабамбы. Мы идем по бесчисленным изгибам и поворотам реки. Она промыла в горах затейливую долину, и вершина Карабамбы виднеется то впереди, то сзади, то слева, то справа. Речушка неглубока. Разноцветная галька устилает дно, над ней снуют мелкие пестрые рыбки, почти незаметные сверху. Иногда они выпрыгивают из воды, пытаясь схватить комара, и тогда расходящийся по воде круг показывает, что в этой быстрой реке есть жизнь. И снова тихо. Нам надоело идти по раскисшей тропе. Порой ее совсем не видно в высокой траве. Колючие кустарники изодрали нам руки и одежду. Мы заходим в реку и шлепаем по воде не разуваясь: все равно ботинки промокли насквозь. Мы идем уже часа два, а гора все еще далеко.

В одном месте дорога отходит в сторону от реки. По глубоким отпечаткам буйволиных копыт и широкому следу, который врезался в мягкую глинистую почву, было видно, что по этой дороге возят древесину. Мы стали подниматься в гору, надеясь добраться до самой вершины, а если повезет, то и встретить кого-нибудь из лесорубов. Уж они-то наверняка знают, как выглядит сандал. Дорога долго пробивалась сквозь сплошную зеленую стену, пока наконец не уперлась в почти отвесный обрыв. Откуда-то сверху срывался ручей и растекался в небольшие озерки, подпруженные огромными камнями. Вода была теплая с прелым запахом. Лианы оплетали все деревья и камни, спускались с ветвей лесных исполинов и переползали через дорогу. Со стволов и ветвей свисали белые нити воздушных корней эпифитов. Но сильнее всего нас поражали древовидные папоротники. Голые стволы, увенчанные огромными зонтами резных листьев, которые мы привыкли видеть только на земле. Все было пестро и неестественно красиво, как на картинах Андре Руссо. Не хватало только диковинных животных, которые выставляют рожи из дремучих зарослей.