Вокруг света с «Зарей» - [48]

Я сидел между Семесой и его братом. Напротив меня Клименко разговаривал с Веку на английском языке. Он объяснял, что делает наша шхуна, где мы были и что видели. Когда Семеса и его брат не понимали, Веку переводил английские слова на фиджийский язык. А я тем временем успел осмотреться. Хотя в хижине была всего одна комната, она условно делилась на три части. Первая — это кухня, тут был очаг, столик с тарелками. На столбах, подпиравших крышу и стены, висели надетые на гвозди рюмки, чашки, стаканы. На полочке грудой лежали разнообразные ложки, вилки, ножи. Тут же, в углу, швейная машина. В средней части дома — гостиная и столовая; кроме циновок, ничего нет. В последней части комнаты между столбиками висела люлька для детей, а за сеткой от москитов на возвышенности были устроены постели. На стенах красовались цветные иллюстрации из журналов, рекламные фотографии, расписание рейсов какой-то авиакомпании с крупным портретом миловидной стюардессы. А в центре — снимок английской королевской семьи: ее величество Елизавета вместе с мужем и детьми на зеленой лужайке перед каким-то замком. В три раскрытые двери хижины смотрели кокосовые пальмы, бананы и папайи. Дальше виднелись уходящие вдаль горы, покрытые лесом.

Мы спросили, почему за стол не садятся женщины.

— Я говорил жене, чтобы она села, — ответил Семеса. — Но она стесняется. У нас считается, что женщине нельзя садиться за стол с белым человеком.

— Но ведь мы русские.

— Я знаю, — ответил Семеса. — Но жена не верит. Она впервые видит русских. Скажите ей сами.

Мы позвали к столу жену и дочек вождя, а под конец, когда все освоились с обстановкой, пригласили Семесу и всех его родственников к себе в гости.

— Хорошо, — сказал Семеса. — Я приду к вам сегодня вечером. Я слышал, в России есть хорошее виски, по имени водка, и мне хотелось бы попробовать. А вечером вы снова приедете к нам в гости, и мы вам покажем наши танцы и угостим кавой. Мы будем пить ту самую каву, которой через две недели я угощу королеву Елизавету.

Многих из нас это приглашение несколько смутило. Отправляясь по утрам на рынок за фруктами, мы проходили мимо крошечного дощатого кафе, где продавали каву. Мы даже заходили внутрь и видели, как мужчины пьют из чашечек мутную жидкость. Каждый из нас уже успел отведать самых различных тропических фруктов, научился разбираться в разных сортах манго, папайи и бананов. Но выпить кавы еще не рискнул никто.

Когда над Сувой опустились короткие тропические сумерки, к трапу «Зари» подошли наши гости. Их было человек восемь: Семеса, его брат, какой-то важный мужчина с медалями, Веку Ракобили, Бонда, тридцатилетний зять Семесы, еще какие-то люди помоложе. Все были в праздничной одежде: традиционная юбка и белая рубашка. Мужчины постарше надели темные пиджаки, хотя духота была одуряющая. Правда, все наши гости пришли босые, и это хоть в какой-то мере облегчало их мучения при соблюдении «международного» этикета. Все держались с достоинством. Мы коротко рассказали гостям о многочисленных странах, где побывала «Заря», показали нашу шхуну, объяснили работу приборов. Тут нам во многом помог Бонда — рабочий цементного завода. Он стал пояснять своим сородичам не только устройство магнитного компаса, но и те отклонения, которые с ним бывают на разных широтах и меридианах, а потом объяснил устройство гирогоризонта, который удерживает в вертикальном положении один из наших приборов во время работы. Семеса и его спутники поддакивали, и только обладатель медалей торжественно молчал. Я спросил Бонду, кто этот человек.

— О, это очень знаменитый человек. Он служил во время войны во флоте. Был в Новой Зеландии, на Гибридах и даже в Индии!

Это было сказано так значительно и торжественно, как будто Индия находилась по меньшей мере на Луне. Когда было выпито русское виски, по имени водка, и отведаны наши нехитрые разносолы, Семеса сказал:

— Мы хотим спеть.

Он взмахнул рукой, и гости запели протяжную песню. Они ее пели на два голоса. Остальные создавали какой-то низкий гудящий фон. Мы были поражены слаженностью пения. А они пели одну песню за другой, довольные тем, что нам это нравится.

— Теперь мы хотим услышать ваши песни, — сказал Семеса.

Мы с удовольствием исполнили несколько песен.

— Хорошо, — сказал Семеса, — Теперь поедем к нам.

Когда наши автомашины подкатили к деревне, там нас уже ждали. В черной тропической ночи уютно светились огни керосиновых фонарей. Семеса взял один фонарь и неторопливым шагом пошел по скользкой после дождя тропинке. Он слегка опьянел от русского виски, и нам пришлось поддерживать его под руки. Семеса был словоохотлив.

— Я первый раз вижу русских, и они мне нравятся. Я хочу танцевать с вами до утра, и эти кораллы, что сушатся на солнце, — он показал на белевшие в темноте кораллы, приготовленные для продажи, — все эти кораллы будут у вас на судне.

Мы выстроились возле таза с водой, по очереди разувались, мыли ноги и входили в хижину Семесы. Несколько фонарей «летучая мышь» освещало хижину, делая ее уютной. Семеса рассадил нас полукругом в центре комнаты, потом принялся рассаживать своих односельчан, которых пришло очень много. Они с любопытством рассматривали нас и шумно обменивались мнениями. Потом вождь хлопнул в ладоши, и наступила тишина. Он что-то сказал по-фиджийски, и хор детей и женщин в противоположном углу хижины затянул песню. Бонда объяснил, что они поют о море и о своем доме. Брат Семесы уже уснул, прислонившись к стене, да и сам хозяин откровенно клевал носом. Но стоило ему очнуться, как он сам начинал подтягивать певцам.