Вокруг Света 1993 № 04 (2631) - [26]

Стрикленд подбросил дров в камин, положил стволы на огонь, а веревку на стол и разломил одну из своих тростей пополам. Леса на усача — кишка, оплетенная проволокой, была длиной в ярд, и он сделал из нее петлю.

Потом сказал:

— Как нам схватить его? Надо, чтобы он был жив и невредим.

Я ответил, что надо положиться на Провидение, и мы осторожно вышли с палками к кустарнику перед домом. Человек или животное, издававшее этот крик, двигалось вокруг дома с постоянством ночного сторожа. Можно было подождать в кустах, пока он не появится, и повалить его.

Стрикленд принял это предложение, и мы выбрались из окна ванной на переднюю веранду, а оттуда через подъездную аллею в кусты.

В лунном свете мы увидели, как прокаженный вышел из-за угла. Совершенно нагой, он то и дело мяукал и останавливался поплясать со своей тенью. Зрелище было отвратительным, и при мысли, что бедняга Флит доведен до такого состояния этой мерзкой тварью, я решил помогать Стрикленду даже в пытках, какие потребуются — от раскаленных стволов до петли, от бедер до головы и обратно.

Прокаженный на миг остановился у крыльца, и мы набросились на него с палками. Он был поразительно силен, и мы боялись упустить его или покалечить. Нам казалось, что прокаженные — хилые существа, но обнаружилось, что это не так. Стрикленд свалил его подсечкой, а я наступил ему на шею. Он жутко мяукал, и хотя тело его я ощущал сквозь подошву кавалерийского сапога, чувствовалось, что это плоть прокаженного.

Отбивался прокаженный руками и ногами. Мы обкрутили его под мышками арапником и потащили спиной вперед в холл, а потом в столовую, где лежал зверь. Наш пленник не вырывался, но мяукал.

Когда мы поставили его лицом к лицу со зверем, произошла сцена, не поддающаяся описанию. Зверь выгнулся дугой, будто отравленный стрихнином, и донельзя жалобно застонал. Произошло еще кое-что, но писать об этом здесь нельзя.

— Видимо, я прав,— сказал Стрикленд.— Теперь попросим его вылечить эту болезнь.

Но прокаженный только мяукал. Стрикленд обернул руку полотенцем и достал стволы из огня. Я продел обломок трости в петлю из лесы и пригнул прокаженного к кровати в удобное положение. Потом я понял, каково было мужчинам, женщинам и детям выносить сожжение ведьм заживо; зверь стонал на полу, а у Серебристого ужасные чувства искажали массу, занявшую место лица,— словно волны жара, играющие на раскаленном железе — например, ружейных стволах.

Стрикленд на миг прикрыл глаза ладонями, и мы принялись за дело. Подробности эти не могут быть напечатаны.

Когда прокаженный заговорил, стало уже светать. До тех пор он лишь бессмысленно мяукал. Зверь от изнеможения лишился чувств, в доме было очень тихо. Мы развязали прокаженного и велели изгнать злого духа. Он подполз к зверю и положил ему руку на левую сторону груди. И все. Потом упал вниз лицом и застонал, шумно втягивая при этом воздух.

Мы неотрывно смотрели на зверя и увидели, что в глаза Флита возвращается душа. Потом на лбу его выступил пот, и глаза — уже человеческие — закрылись. Стрикленд и я ждали целый час, но Флит спал. Мы перенесли спящего в комнату и велели прокаженному уходить, отдали ему кровать, простыню с нее, чтобы он прикрыл наготу, перчатки с полотенцами, которыми касались его, и арапник. Прокаженный завернулся в простыню и вышел в раннее утро, не говоря ни слова и не мяуча.

Стрикленд утер лицо и сел. Вдали в городе ночной гонг пробил семь раз.

— Ровно двадцать четыре часа! — сказал Стрикленд.— А я столько натворил, что меня могут выгнать со службы и даже навсегда упрятать в сумасшедший дом. Ты уверен, что мы не спим?

Раскаленный ствол валялся на полу и подпаливал ковер. Запах был совершенно реальным.

В одиннадцать мы вместе пошли будить Флита. Поглядев на грудь, мы обнаружили, что черная леопардовая розочка исчезла. Флит был сонным и усталым, но, увидев нас, сказал:

— Ох! Черт возьми, ребята. С Новым годом. Никогда не устраивайте смеси, пейте что-то одно. Я еле жив.

— Спасибо за любезность, но с поздравлениями ты опоздал,— ответил Стрикленд.— Сегодня уже второе. Ты проспал целые сутки.

Дверь отворилась, и невысокий Дюмуаз просунул голову.

— Я привез сиделку,— сказал он.— Думаю, она сможет сделать...то, что необходимо.

— Разумеется,— весело сказал Флит, садясь на постели.— Давай ее сюда.

Дюмуаз онемел. Стрикленд вывел его и объяснил, что диагноз, видимо, был ошибочным. Дюмуаз, так и не раскрыв рта, поспешно ушел. Он решил, что мы его разыграли, и очень обиделся. Стрикленд ушел тоже. Возвратясь, он сказал, что ходил в храм Ханумана и предложил денежную компенсацию за осквернение божества, но его назвали воплощением всех добродетелей, действующим по заблуждению, и торжественно заверили, что никто из белых никогда не касался идола.

 

— Что скажешь? — спросил он.

Я сказал:

«И в небе, и в земле сокрыто больше...»

Но Стрикленд терпеть не может эту цитату. Говорит, что устал слышать, как я ее твержу.

Потом произошло еще кое-что, напугавшее меня не меньше всего остального. Одевшись, Флит вошел в столовую и стал принюхиваться. При этом он как-то странно поводил носом.