Глядя в окно поезда, идущего из Шанхая в Пекин
Когда едешь в поезде по китайской равнине, кажется, не имеющей края в пространстве или во времени, в окно часами (и сутками) видишь одну и ту же картину: близко друг к другу поставленные двухэтажные каменные дома с надворными постройками; к домам примыкают полосы возделанной земли: овощные грядки, убранные или еще зеленеющие (здесь в декабре тепло), озерца рисовых плантаций. Если посреди массива возделанной почвы какой-нибудь водоем, то в нем полным-полно утиного пера и пуха; если река, то на реке множество лодок-джонок, барж, катеров; одни куда-то двигаются, другие занимаются промыслом. На полях-огородах работают крестьяне, один с мотыгой, другой на маленьком тракторе. От горизонта до насыпи железной дороги нет ни пяди необработанной земли.
Овощ — главный продукт питания на столе у китайца, ну, и, конечно, рис. Вообще, китайская кухня — особенный род искусства. Если перечислить съеденные в Китае блюда, получится меню на нескольких страницах... Редкая трапеза обходится без креветок, лучше пресноводных, эти нежнее; выросшие в морской воде грубоваты. Едят молодые побеги бамбука, пюре из корней лотоса, водоросли, грибы. Китайцы не вегетарианцы... Ну вот, к примеру, обеденная карточка в одном из шанхайских ресторанов — заказанное и съеденное (я попросил нашего любезного переводчика Лю — из Союза писателей Китая — перевести меню на русский язык): 1) закуски из овощей, 2) куриное мясо с губами акулы, 3) жареные чилимы, 4) свиное филе, 5) жареная утка по-шанхайски, 6) овощи в трех цветах, 7) лосось с лимоном, 8) тефтели из паровой курицы в бульоне, 9) пельмени, 10) лепешка с начинкой из крахмала и красного гороха, 11) мороженое. И непременная большая пиала риса. Каково было все это съесть? Судите сами.
Продовольственную проблему в Китае решили, как, наверное, можно ее решить во всем мире, исходя из двух предпосылок: наличия земли и трудолюбия крестьянина. Издавна известно, что усердие китайца в работе выше всяких похвал. И землей, удобной для земледелия, Создатель не обделил Китай... А дело не шло, изобилия не получалось, как у нас, по нашему образу и подобию. Надо было убрать препятствие, мешающее крестьянину поработать на земле — на себя, заодно накормить государство, то есть один миллиард сто шестьдесят миллионов населения. Такую цифру нам назвали в Китае, заметив при этом, что если бы не закон об одном ребенке в семье, то было бы на двести миллиончиков побольше. В городе закон соблюдают, а в сельской глубинке не очень (у нас тому давным-давно найдено обоснование: «Карасину нету, дак...»). Так вот. Распустили коммуны, каждой крестьянской семье выделили землю — в пожизненную аренду. Обложили крестьянское хозяйство продналогом, а что соберут сверх, то на рынок.
Крестьянин почувствовал вкус к работе, способность к торговле у китайца в крови. Обзавелся жилищем, приобщился к благам цивилизации (автомобиль еще только входит в китайский быт, миллионы китайцев ездят на велосипедах; зато среди них почти нет толстяков) — и завалил страну продуктом своего огорода. В столичном Пекине не так заметно, а в Шанхае, Сучжоу, Ханчжоу, Нанкине, Сиани, где побывал, улица дышит запахами всевозможной еды. Что-то жарят на вертелах, мангалах, варят в котлах, кажется, круглые сутки открыты двери тысяч харчевен, разложены на прилавках такие, как у нас, и неведомые нам овощи-фрукты, бананы-апельсины, привезенные с юга Китая. В многочисленных чайных домиках, с аскетическим по-китайски убранством, пьют зеленый чай из больших белых или терракотовых кружек; сладости к чаю в Китае не подаются.
Китайцы на улицах городов — тьма-тьмущая китайцев — одеты как мы с вами, оживленны, к тебе — чужестранцу — приглядываются с умеренным любопытством; русский ты или какой другой, это им до лампочки, оборачиваются на тебя, как на существо другой расы. По улицам текут армады велосипедистов, не уступая дорогу автомобилям. Впрочем, я заметил, что китайские водители тоже не очень церемонятся в уличном потоке. Перейти улицу в китайском городе — рискованное дело для новичка. На углах перекрестков стоят пожилые сердитые дяди с флажками, видимо, пенсионеры, отмахивают кому куда ехать-идти. Чего я не увидел в Китае, так это пьяного, ожесточившегося, митингующего китайца.
Китайские города похожи на большие торжища: миллионы торгуют, миллионы покупают. Чего только не увидишь в торговых рядах — и холсты с пейзажами, и кисточки для рисования, и джинсы, и кроссовки, и шапки из лисьего меха, и шелковые кимоно, и радиоэлектроника. Это — не рыночная экономика; государство само производит большую часть товара, терпимо относится к спекуляции в известных пределах... Торговля в Китае не стихия, а дело, поприще, источник существования великого множества. Для китайца главное — быть при деле. Предложение превышает спрос на места под солнцем.
Помню, на одной из встреч с китайскими писателями в Нанкине кто-то из присутствующих высказал искреннее недоумение. «Я,— говорит,— в прошлом году был в России, по вечерам в гостинице смотрел телевизор и, кто ни выступает, рабочий или профессор, держится, как президент страны, предъявляет свою программу. А кто же у вас работает?»
