Вокруг Света 1993 № 04 (2631) - [23]

Флит начал вечер с шерри и горькой настойки и, пока не подали десерт, непрерывно тянул шампанское, потом неразбавленное жгучее капри, не уступавшее крепостью виски, с кофе выпил бенедиктину, затем последовали четыре или пять виски с содовой — чтобы точнее бить кием, а в половине третьего он принялся за пиво и закончил выдержанным бренди. В итоге, выйдя в половине четвертого утра на четырнадцатиградусный мороз, он разозлился, что его лошадь кашляет, и неуклюже попытался вскочить в седло Лошадь вырвалась и побежала к конюшне; поэтому Стрикленд и я, образовав «почетный» караул, повели Флита домой.

Путь наш пролегал через базар, там у дороги стоит небольшой храм Ханумана, обезьяньего бога,— это выдающееся, достойное почтения божество. Хорошие черты есть у всех богов, как и у всех священнослужителей. Лично я придаю ему большое значение и доброжелательно отношусь к его народу — большим серым обезьянам, живущим в горах. Никто не знает, когда может потребоваться друг.

В храме, когда мы шли мимо, горел свет и слышалось пение гимнов. Туземные жрецы поднимаются в любое время ночи, чтобы почтить свои божества. Неожиданно Флит бросился вверх по ступеням, похлопал по спине двух жрецов и стал старательно гасить окурок сигары о лоб каменной статуи Ханумана. Стрикленд попытался оттащить его, но он сел и торжественно заявил:

— В-видите? На-чер-тание зверя! Положил его я. Разве не остроумно?

Через полминуты в храме поднялась суматоха, и Стрикленд, зная, чем кончается осквернение богов, предупредил о возможных последствиях. Благодаря своему официальному положению, долгой жизни в этой стране и пристрастию вращаться среди туземцев он был знаком со жрецами и очень расстроился. Флит сидел на полу и не желал подниматься. Он заявил, что из «доброго старого Ханумана» получится очень мягкая подушка.

И тут из ниши позади статуи внезапно появился Серебристый. Совершенно нагой, несмотря на жуткий холод, и тело его блистало словно заиндевелое серебро, потому что он был, как говорится в Библии, «прокаженным, белым, как снег». Лицо его густо покрывала застарелая проказа. Мы со Стриклендом нагнулись, чтобы поднять нашего друга, а храм стал заполняться появляющимися будто из-под земли людьми. И вдруг Серебристый проскочил у нас под руками, мяукая точь-в-точь как выдра, и, обхватив Флита, положил голову ему на грудь, и мы не успели отшвырнуть его. Потом он отошел в угол, сел и замяукал, а толпа заполнила все выходы.

Жрецы были вне себя, пока Серебристый не коснулся Флита. Это прикосновение, казалось, успокоило их.

Молчание длилось несколько минут, потом один из жрецов подошел к нам и сказал на прекрасном английском:

— Уведите своего друга. Он покончил свои дела с Хануманом, но Хануман не покончил свои дела с ним.

Толпа расступилась, и мы вывели Флита на дорогу.

Стрикленд был очень зол. Он сказал, что всех нас троих могли зарезать, и Флит должен благодарить свою звезду, что уцелел.

Флит не благодарил никого. Он заявил, что хочет спать. Пьян он был в стельку.

Мы шли, Стрикленд молча злился, а Флит вскоре начал сильно дрожать и потеть. Потом заявил, что запахи базара очень сильны, и удивился, почему бойням разрешено находиться так близко от английских кварталов.

— Неужели вы не чувствуете запаха крови? — спрашивал он.

Мы уложили его в постель, когда уже занимался рассвет, и Стрикленд предложил мне виски с содовой. Пока мы пили, он говорил о происшествии в храме и признался, что ничего не понимает. Стрикленд терпеть не может, когда туземцы его озадачивают, ибо поставил себе целью побеждать туземцев их же оружием. В этом он пока не преуспел, но лет через пятнадцать-двадцать чего-нибудь да добьется.

— Им полагалось,— сказал он,— бить нас, а не мяукать. Интересно, что они задумали. Очень мне все это не нравится.

Я сказал, что скорее всего власти храма возбудят против нас судебное дело за оскорбление их религии. В индийском уголовном кодексе есть статья, под которую деяние Флита как раз подходит. Стрикленд ответил, что лишь на это и надеется. Перед уходом я заглянул к Флиту и увидел, что он лежит на правом боку и почесывает левую сторону груди. Озябший и усталый, я лег в постель уже в семь утра.

В час дня я приехал к Стрикленду справиться о самочувствии Флита. Мне думалось, что голова у него должна раскалываться. Осунувшийся Флит завтракал. Он был в скверном настроении и честил повара, никак не подающего отбивную с кровью. Мне еще не доводилось встречать человека, способного есть с похмелья сырое мясо. Я сказал об этом Флиту, и он рассмеялся.

— У вас здесь странные комары,— сказал он. — Искусали меня, но только в одном месте.

— Покажи укус,— сказал Стрикленд.— Ему пора бы уже пройти.

Так как отбивные еще готовились, Флит расстегнул рубашку и показал нам отметину, прямо над левым соском, точную копию черных розочек на шкуре леопарда — пять или шесть расположенных кружком пятен неправильной формы. Стрикленд взглянул и сказал:

— Утром укус был розовым. А теперь почернел.

Флит бросился к зеркалу.

— Черт возьми,— воскликнул он,— дело дрянь. Что это?