Вокруг Света 1980 № 06 (2477) - [10]

Япония. Самолет ДН-114 врезался в гору Хатидзефудзи. Все 19 человек, бывшие в нем, погибли.

США. Лайнер В-52 совершал обычный полет в горах. Вдруг разрушилось вертикальное оперение машины. Падение...

Атлантика. Неведомая сила прижала ко дну американскую подлодку «Трэшер». Вырваться из водных объятий не удалось никому...

— Каждую аварию анализировала специальная комиссия. Выводы аналогичные: во всем повинны командиры кораблей, технические неполадки на водных и воздушных судах. — Сейтабыз замолкает, словно подчеркивая важность того, что он сейчас скажет: — А я доказал иное: люди не виноваты — они стали жертвами гор, наземных и подводных, и невидимых волн, бушующих в недрах двух океанов...

Знаю, что вы подумали, — улыбается Сейтабыз. — Мол, всегда легче все валить на стихию. Но истина дороже. Катастрофы, которые я анализировал, произошли во Франции, Японии, США, Перу, Италии, Индии, Алжире — всюду в горных районах. Горы только в северном полушарии занимают пятую часть суши. И в океане подводные хребты тянутся на десятки тысяч километров. Места эти опасны — здесь набегают водные и воздушные волны, бьется невидимый прибой. Интереснейшая научная проблема родилась, если так можно сказать, на стыке тверди и стихий...

Продолжая листать альбом, я нахожу отзыв видного советского ученого, директора Института физики атмосферы АН СССР академика А. М. Обухова: «Изучение обтекания ветром гор и горных хребтов имеет большое значение для локальных прогнозов погоды в горных местностях и для прогноза условий полета самолетов в горах... Работы Нурумова являются качественно новой ступенью в исследовании уже довольно старой проблемы, интерес к которой имеется во всем мире...»

Как это произошло, что проблема, перед которой в бессилии пасовали ученые корифеи разных стран, сдалась под напором недавнего студента? Что это — случайность, слепая удача? Или же есть в характере Сейтабыза нечто такое, что предопределило успех?

— Родился я в селе Байкегум... У вас карта есть? Вот город Кзыл-Орда. На юго-восток от него, по железной дороге, идущей в Ташкент, расположен районный центр Чиили... Знаете наши места, бывали? Тогда, конечно, помните, какое у нас небо...

В памяти всплывают южные казахские небеса — бирюзовые днем, черные, как бархат, ночью, а на них — большие и желтые, словно яблоки, звезды. Почему и ему и мне так запомнилось именно небо? Может, потому, что летом там нет крыши над головой? Днем человек в степи с ее разнотравьем, табунами лошадей и стадами овец — посреди желто-зеленого ковра, под просторным куполом неба, а ночью он спит прямо под звездами...

— Отец, когда я родился, был уже на фронте, мать весь день работала в совхозе. Мы, мальчишки, проводили время как хотели. Многое уже позабылось. А вот небо помню. Оно казалось мне большим и пустым. Потом я понял: в нем не было самолетов — все они улетели на фронт. И птиц было немного — может, их прогнал голод?.. И те и другие появились сразу после войны, когда вернулся отец. Тогда я увидел небо, полное птиц и самолетов.

Я задаю один вопрос за другим, но Нурумову нелегко отвечать на них — слишком расплывчаты первые впечатления детства. И все-таки истоки биографии следует искать именно там: недаром Лев Толстой говорил, что первые пять лет дали ему те самые впечатления, которые во многом предопределили всю его дальнейшую жизнь.

— Вам, наверное, хотелось быть пилотом?

— Что-то не вспомню. В детстве было решено, что я стану врачом. Отец, вернувшись домой, страдал от ран...

Понимаю: солдат, которого врачи подняли на ноги, хотел, чтобы и его дети стали врачами. А в казахских семьях свято чтут волю отца.

— Обе мои сестренки — медработники. Жена — кандидат медицинских наук. А я... — Сейтабыз виновато разводит руками и широко улыбается: — Меня приворожило небо.

Как сказал поэт: «Поле любимо, но небо возлюбленно: небом единым жив человек». Словно про Нурумова сказал. Приехав после школы в Алма-Ату, Сейтабыз подал документы в Рижский институт инженеров гражданской авиации, благо, вступительные экзамены принимали тут же, в столице Казахстана. Позже стало ясно: поступил он не в тот вуз, ошибся. Но такова уж особенность сильных и целеустремленных натур — даже ошибки свои они обращают в средство для достижения цели.

В Риге Сейтабыз увлекся аэродинамикой, динамикой жидкостей и гидравликой. Это предопределило его инженерный подход к проблемам метеорологии, где моделирование в те времена не применялось. Многим кощунственной казалась сама мысль — смоделировать нечто капризное, неопределенное — стихию. Нурумов доказал: можно. Но произошло это много позже, когда он уже ушел из института.

Он переехал в Ленинград и окунулся в беспокойную творческую атмосферу Ленинградского гидрометеорологического института. Здесь обучали не только по книгам — дожди, шквалы, наводнения были прямо за окном. Студенты спорили с профессорами на равных, а Сейтабыз был горяч и неуступчив в спорах. В вузе умели ценить способных студентов и, увидев, что парень из Казахстана успевает и учиться, и заниматься общественной работой, разрешили ему свободное посещение лекций, и Сейтабыз сам готовил для себя будущий плацдарм исследований.