Вокруг Света 1972 № 07 (2382) - [22]

Мощное сердце у Новополоцка. Это оно дает силы городу, заставляет прокладывать линию скоростного трамвая от комбинатов к городу, а потом и далее — к Полоцку, открывать филиал Минского технологического института, техникум нефти и газа, создавать стадион на берегу Двины и спортлагеря у тихих лесных озер.

Я попала на такое озеро однажды в воскресенье. Меж заснеженных сосен скользили лыжники, в черном квадрате проруби торчали головы «моржей». На полянке, перед деревянным домиком, стояла снежная баба, и с носа ее капали крупные капли: грело по-весеннему. Возле этой «бабы», на припеке, мы вели с ребятами неторопливый разговор о том о сем. Я уже успела узнать, что все они приехали издалека, что здесь стали кто строителем, кто химиком, кто аппаратчиком. Вдруг один парнишка, рыжий как солнышко, бойкий в разговоре, спросил:

— Если б я раньше здесь жил... Кем бы был, а?

— Пивоваром!

Все засмеялись. И рыжий был доволен: «Что ж, пиво уважаю». Пивовары и впрямь были в древнем Полоцке, но и другие «всякого рода ремесла люди» населяли полоцкие посады: золотари-ювелиры, кушнеры-меховщики, кожемяки, кузнецы... Почтением пользовались в городе купцы, они везли из Полоцка меха и золу, смолу и деготь, лен, пеньку, хмель и воск. В городе была топильная печь, воск перетапливали, клеймили. Однажды полоцкий купец привез в Ригу пол-лашта (около 1000 килограммов) воска — так говорят дошедшие до нас сведения. А может быть... может быть, рыженькому монтажнику была бы по душе судьба архитектора Иоанна? Я встречала его имя во многих книгах о Белоруссии, но истинный талант этого художника почувствовала лишь тогда, когда увидела Спасо-Ефросиньевскую церковь. После Новополоцка острее ощущаешь старину Полоцка, его близость в прошлом к земле, бесхитростному труду, ремеслу. За каждым памятником яснее видится время, его породившее.

В XII веке построил Иоанн Спасо-Ефросиньевскую церковь. Церковь небольшая. Стены как бы расчленены круглыми полуколоннами. Простой орнамент на барабане. Луковица венчает постройку. Конечно, Иоанн не мог не знать о зодчих Киева — в то время Полоцкое княжество входило в Киевскую Русь, но создал он самобытный памятник. Не случайно некоторые декоративные приемы, примененные им, нашли отражение в русском церковном зодчестве XV—XVI веков. Есть в этом памятнике, даже сильно измененном за шесть веков, цельность простоты, суровость — может быть, сказался характер полочанина Иоанна и вкус и талант «книжной женщины» Ефросиньи? Полоцкая княжна Предислава, она же монахиня Ефросинья, по чьему заказу создавалась церковь, была образованнейшей женщиной. Она переводила с греческого, переписывала книги из библиотеки Спасского монастыря и продавала «книжное писание» полочанам. Видимо, по ее велению расписывались и внутренние стены Спасо-Ефросиньевской церкви. Фрески XII века живы до сих пор. Но темные лица святых, страдающие глаза, согбенные фигуры в синих одеждах видны сейчас лишь там, где их не прикрывают дешевые, не имеющие ценности иконы: церковь действующая. Гвоздь, на который вешают икону, рассекает лоб святого на фреске «Святой со свитком». Да только ли на ней... Спасо-Ефросиньевская церковь как памятник архитектуры находится под охраной государства. Но фрески?.. Сама церковь тоже нуждается в реставрации. Требуют хозяйского глаза и остатки монастыря, на территории которого стоит памятник. Время не ждет, оно точит, разрушает, стирает, губит. А между тем этот уголок города над рекой Полотой, вдали от Софии, мог бы стать еще одной гордостью Полоцка. Тем более что начало сохранению и реставрации памятников культуры прошлого в городе уже положено. Несколько лет назад в Полоцке был создан историко-археологический заповедник, куда входят Верхний и Нижний замки, вал Ивана Грозного и, конечно, Софийский собор. Заповедник обещает стать хранилищем культурных ценностей полоцкой земли.

Я не могла не заглянуть в Софию, скрытую сейчас за строительными лесами. Щель в заборе, едва видная тропка, тяжелые двери — и меня встречает пожилой мужчина в наброшенном на сутулые плечи пальто: в соборе холодно. Иван Антонович Матюшкин коротко осведомился, зачем я здесь, и так же коротко бросил: — Пошли.

По шатким мосткам, проложенным для реставраторов, мы идем к восточному приделу собора. Иван Антонович показывает алтарные полукружья — апсиды, плотную прочную кладку фундамента и блеклые пятна икон — все, что осталось от XI века, времени постройки собора. Он говорит сначала сухо и четко, но постепенно фразы становятся длинней, голос мягче. Чувствуется, что его волнуют древние детали и огромные пронизанные светом объемы собора.

— Как вольно здесь будет музею... Мы уже сейчас с Жанной Перевозниковой, студенткой, собираем экспонаты по окрестным деревням, в заброшенных церквах. — Глухой голос Матюшкина шепотом отражается от высоких стен. Но вот Матюшкин скрывается за дверью, скрипит деревянная лестница, открывается еще одна дверь, за ней следующая — и Иван Антонович, довольный, разгладилось даже его худое лицо с прокуренными усами, стоит в окружении деревянных святых, серебряных окладов, толстых фолиантов в кожаных переплетах... Развешаны на веревках ризы, упакована в целлофан мадонна, спрятана в ящик стола деревянная статуэтка, найденная при раскопках в Софии. Профиль будущего музея пока не определен, но Матюшкин уверен, что «все пригодится», даже маятник Фуко. Без него Иван Антонович почему-то не видит музея... Высокая светловолосая Жанна легко передвигается среди всей этой старины, и по ее. бережным прикосновениям к шелку риз и пожелтевшим страницам книг нетрудно догадаться, как они дороги ей.